---------------------------------------------------------------
     Michael Crichton "Rising Sun"
     © Copyright 1992 by Michael Crichton
     © Copyright 1997, перевод, Е. Гужов (gu@tstech.uz)
---------------------------------------------------------------


     Моей матери
     Зуле Миллер Крайтон

     Мы вступаем в мир, где старые правила больше не приложимы.
     Филип Сандерс

     Бизнес -- это война.
     Японская пословица



     Майкл  Крайтон  родился в  Чикаго  в 1942  году.  Учился в  Гарвардском
колледже и в  Гарвардской Медицинской  Школе, в 1969 году работал интерном в
Институте  Солка  в  Ла-Джолле,  штат Калифорния.  Он  написал романы  "Парк
юрского  периода",  "Сфера",  "Конго",  "Штамм   Андромеда",   "Терминальный
человек", "Большое ограбление поезда" и  "Пожиратели  мертвецов".  Он  автор
четырех документальных книг: "Пять пациентов", "Джаспер Джонс", "Электронная
жизнь"  и "Путешествия".  Он принимал участие  в  съемках фильмов  "Западный
мир", "Кома", и в киноверсии собственной книги "Большое  ограбление поезда".
В 1988  году  он был приглашенным писателем Массачусетского Технологического
Института.


     Департамент Полиции Лос Анджелеса
     Для служебного пользования
     Конфиденциальный документ

     Содержание: Стенограмма видеодопроса
     детектива Питера Дж. Смита
     13-15 марта



     Эта запись является собственностью Департамента Полиции Лос Анджелеса и
предназначена  только  для  служебного  пользования. Разрешение  копировать,
цитировать или любым другим способом репродуцировать или выдавать содержание
этого документа  огранено  законом.  Неавторизованное  использование  влечет
суровое наказание.

     Все вопросы направлять:
     Начальнику Отдела внутренних расследований
     Департамента Полиции Лос Анджелеса
     п/я 2029
     Лос Анджелес, КА 92038-2029
     Тел.: (213)555-7600
     Факс: (213)555-7812

     Видеозапись допроса: Дет. П. Дж. Смит 13.3 -- 15.3

     Дело: "Убийство Накамото" (А8895-404)


     Субъект  (Лейт.  Смит)  допрашивался  22 часа  в  течении  трех  дней с
понедельника  13  марта до среды  15 марта. Допрос записывался на видеоленту
S-VHS/SD.


     Субъект  (Смит)  сидит  за  столом  в  комнате   для  видеозаписей  No4
штабквартиры ДПЛА.  Часы видны  на стене позади  субъекта. Картинка включает
поверхность  стола,  кофейную чашку и  субъекта выше пояса.  Субъект  одет в
пиджак  с галстуком (день 1),  рубашку  с галстуком (день 2)  и в рубашку  с
короткими  рукавами  (день  3).  Видео-отметка времени видна в нижнем правом
углу.


     Выяснение роли субъекта в деле "Убийство Накамото" (А8895-404).
     Ведущие  допрос  офицеры:  дет.  Т. Конвей и дет. Р.  Хеммонд.  Субъект
отказался от права присутствия адвоката.


     Зарегистрировано как "нераскрытое".



     В.: Окей. Лента крутится. Назовите для записи свое имя, пожалуйста.
     О.: Питер Джеймс Смит.
     В.: Назовите свой возраст и звание.
     О.: Мне тридцать  четыре года, я  лейтенант  отдела специальной  службы
Департамента Полиции Лос Анджелеса.
     В.: Лейтенант Смит, как  вы знаете, в настоящее время вы не обвиняетесь
ни в каком преступлении.
     О.: Я знаю.
     В.:  Тем не  менее,  вы  имеете право  быть представленным  здесь своим
адвокатом.
     О.: Я отказываюсь от этого права.
     В.: Окей. Принуждали ли вас каким-либо способом явиться сюда?
     О.: (долгая пауза) Нет. Меня не принуждали никаким образом.
     В.: Окей. Теперь мы хотим поговорить с вами о деле "Убийство Накамото".
Когда вы впервые были вовлечены в это дело?
     О.: В четверг вечером 9 февраля, около девяти часов.
     В.: Что произошло в это время?
     О.: Я находился дома. Мне позвонили.
     В.: И что вы делали в тот момент, когда вам позвонили?



     ( В общем, я сидел  на кровати в своей квартире в  Калвер-сити, смотрел
на  игру  Лейкерс  с выключенным  звуком  и  пытался заучивать  слова  моего
вводного курса японского языка.
     Это  был тихий  вечер: я  уложил дочку  спать  около восьми.  Теперь на
кровати лежал кассетный плеер и радостный  женский  голос произносил  что-то
вроде:  "Хелло,  я  офицер  полиции.  Чем могу  помочь?",  или  "Пожалуйста,
покажите  мне меню". После каждого предложения женщина делала паузу, чтобы я
мог  повторить ее по-японски. Я  запинался  как  мог  старательнее.  Она все
говорила: "Овощной магазин закрыт. Где находится почта?" И все такое прочее.
Иногда  было трудно сосредоточиться, но  я пытался. "У господина  Хаяши двое
детей."
     Я  пытался  отозваться:  "Хаяши-сан  ва кодомо-га  фур...  футур..."  Я
чертыхнулся. Но женщина уже снова говорила.
     "Этот напиток совсем не очень хороший."
     Мой учебник валялся на кровати  рядом  с пакетом  хрустящего картофеля,
который я привез дочери. Рядом лежал фотоальбом и рассыпались фотографии  ее
второго дня рождения. Прошло уже четыре месяца после дня рождения Микелы, но
я все еще не вставил снимки в альбом. Надо попытаться прикрепить их.
     "Встреча назначена на два часа."
     Снимки  на  моей  кровати  больше не отвечали действительности.  Четыре
месяца спустя Микела выглядела совершенно иначе. Она стала выше, она выросла
из дорогого  платья, которое  купила ей на праздник моя  бывшая жена: черный
вельвет с белым кружевным воротничком.
     На снимках моя бывшая жена играла главенствующую роль  -- держала торт,
когда Микела задувала свечи, помогала ей разворачивать подарки. Она казалась
заботливой мамочкой. На самом  деле,  дочка жила со  мной  и моя бывшая жена
виделась с  ней  не  часто. Половину выходных  она  просто  не  приезжала  и
забывала оплачивать содержание ребенка.
     Но этого никак не скажешь по фотографиям со дня рождения.
     "Где находится туалет?"
     "У меня есть машина. Мы можем поехать вместе."
     Я  продолжал учиться. Конечно,  официально в  эту ночь  я  находился на
службе: был  дежурным  офицером специальной  службы в дивизионе штабквартиры
даунтауна. Но девятого февраля был тихий четверг и я не ожидал много работы.
До девяти часов у меня было только три вызова.
     Специальная служба включает в себя дипломатическую  секцию департамента
полиции; мы улаживаем проблемы с дипломатами и знаменитостями,  обеспечиваем
переводчиков  и связь для  иностранцев,  которые  по  той или  иной  причине
вступают  в контакт с полицией. Это  разнообразная  работа,  но  без  особых
стрессов: на дежурстве я  ожидаю  с полдюжины запросов  о  помощи, однако ни
один  не критический. Иногда  я  даже не выкатываюсь из дома. Работа гораздо
менее требовательная,  чем у  полицейского пресс-атташе,  которым  я был  до
специальной службы.
     Во всяком случае, вечером девятого февраля первый полученный мною вызов
касался  Фернандо   Консека,  чилийского  вице-консула.   Патрульная  машина
притормозила его; Ферни был слишком пьян, чтобы вести, однако громко заявлял
о  своей дипломатической  неприкосновенности. Я приказал  патрульным отвезти
его  домой  и  сделал   пометку,  чтобы  утром  не  забыть  пожаловаться   в
консульство.
     Часом позже я получил  запрос  от детективов в Гардена.  Они арестовали
подозреваемого   в   ресторанной   перестрелке,   который   говорил   только
по-самоански, и они хотели получить переводчика. Я сказал, что смогу найти и
такого, но  только все самоанцы  поголовно говорят  по-английски, ибо страна
много  лет  была  подмандатной  территорией Америки. Детективы  сказали, что
тогда  они  справятся  и  сами. Потом  я  получил  звонок,  что  передвижные
телепередатчики загораживают пожарные проезды на концерте группы "Аэросмит",
я  посоветовал офицерам обратиться в пожарный департамент. В последующий час
все было тихо. Я вернулся к своему  учебнику и  моя певучая женщина говорила
фразы, вроде: "Погода вчера была дождливой."
     Потом позвонил Том Грэм.
     "Снова  трахнутые  джепы",  сказал  Грэм.  "Не могу  поверить, что  они
наступили  на   такое  дерьмо.  Лучше  подваливай  сюда,  Пити-сан.  Фигероа
одиннадцать сотен угол Седьмой. Новое здание Накамото."
     "В  чем проблема?", спросил я. Грэм  хороший детектив, но у него плохой
характер и есть тенденция до непропорциональности раздувать мелочи.
     "Проблема в том",  сказал Грэм, "что трахнутые джепы требуют встречи со
связным  трахнутой  специальной службы.  То  есть  с  тобой,  приятель.  Они
говорят, что полиция не может действовать, пока сюда не прибудет связной."
     "Не может действовать? Почему? Что там у тебя?"
     "Убийство", сказал Грэм. "Белая женщина, предположительно двадцати пяти
лет, очевидно шесть футов  один  дюйм. Лежит на спине  прямо в их  проклятом
зале совещаний. То еще зрелище. Лучше вали сюда как можно быстрее."
     Я спросил: "Там у тебя музыка, что ли?"
     "Да, черт  побери",  ответил Грэм. "Тут  идет  большой  прием.  Сегодня
великое открытие Башни  Накамото и  они устроили вечеринку. Давай вали сюда,
сможешь?"
     Я  ответил,  что смогу. Я позвонил  мисс Асенио  напротив и спросил, не
сможет ли она присмотреть за ребенком, пока я  буду отсутствовать: ей всегда
нужны дополнительные деньги. Ожидая ее появления, я  сменил рубашку  и надел
свой лучший костюм. Потом  позвонил Фред Хофман. Он  был дежурным офицером в
штаб-квартире  даунтауна,  низкорослый  крепкий парень  с  седыми  волосами.
"Слушай, Пит, мне кажется, на этот раз ты захочешь подмоги."
     Я спросил: "С чего бы?"
     "Похоже у нас  убийство с участием  японских  граждан.  Может оказаться
липким. Сколь ты был пресс-атташе?"
     "Около шести месяцев", ответил я.
     "На твоем  месте я добыл бы себе опытного помощника. Подхвати Коннора и
возьми его с собой в центр."
     "Кого?"
     "Джона Коннора. Вообще, слышал о нем?"
     "Конечно",  сказал  я.  Все  в  дивизионе  слышали  о  Конноре. Он  был
легендой, самым знающим из офицеров специальной службы.  "А  разве  он  не в
отставке?"
     "Он в  бессрочном  отпуске,  но все еще работает  по  делам, включающим
японцев. Я думаю, он может быть тебе полезен. Договоримся так: я позвоню ему
о тебе. Просто заезжай и подхвати его." Хофман продиктовал мне его адрес.
     "Окей, прекрасно. Спасибо."
     "И еще одно: на этот раз наземные линии, окей, Пит?"
     "Окей", сказал я. "Кто это требует?"
     "Просто так будет лучше."
     "Как скажешь, Фред."



     "Наземные  линии" означает не пользоваться радио, чтобы наши переговоры
не могли  перехватить  газетчики, прослушивающие полицейские частоты. Такова
стандартная  процедура   в  некоторых  ситуациях.   Если   Элизабет   Тейлор
направляется  в  больницу,  мы  переходим   на  наземные  линии.   Или  если
сын-подросток  какой-нибудь знаменитости погибает в автоаварии, мы переходим
на  наземные  линии, дабы  быть уверенными, что  родители  услышат печальную
новость до того, как  команды TV начнут  тарабанить  в  из двери. Для такого
рода вещей  мы пользуемся наземными линиями. Но я ни разу не слышал, чтобы в
список входило убийство.
     Однако, направляясь  в даунтаун,  я не пользовался телефоном в машине и
прислушивался  к полицейскому радио.  Рапорт о ранении трехлетнего мальчика,
которого  парализовало  до  пояса.  Ребенок   оказался  свидетелем   грабежа
кафе-мороженного. Шальная пуля поразила его в спину и он...
     Я переключился на другую станцию, где шло ток-шоу. Впереди я видел огни
небоскребов  даунтауна, торчащих  из тумана.  Я съехал с фривея у Сан-Педро,
где жил Коннор.
     Я знал о Конноре только то, что некоторое время он прожил в Японии, где
и  приобрел свои знания  японского  языка  и культуры. Одно время, где-то  в
60-х, он был единственным офицером, который бегло говорил по-японски, хотя в
Лос-Анджелесе тогда  находилась  самая  большая  японская колония вне родных
островов.
     Конечно,  теперь в департаменте более восьмидесяти офицеров  говорят на
японском  -- и еще больше людей  вроде меня  пытаются ему  научиться. Коннор
ушел  в отставку несколько лет назад. Но  офицеры  связи, работавшие с  ним,
соглашались  в один голос,  что он  -- самый  лучший.  Рассказывали,  что он
работал  очень  быстро, частенько  раскрывая дела  за  несколько  часов.  Он
обладал  репутацией  искусного  детектива  и экстраординарного  следователя,
способного получить  информацию от свидетелей,  как  никто другой. Но  более
всего офицеры связи хвалили его уравновешенный  подход.  Один  говорил  мне:
"Работать с  японцами  -- все равно, что балансировать на  канате.  Рано или
поздно все срываются в ту или  другую сторону. Некоторые считают, что японцы
невероятно  честны и не способны поступать плохо. Другие думают, что они  --
злобные карлики. Коннор всегда соблюдал равновесие. Он оставался посередине.
Он всегда точно знал, что делает."



     Джон Коннор жил в промышленном районе  возле Седьмой-стрит, в громадном
кирпичном  складе  бок  о бок с депо дизельных грузовиков.  Грузовой лифт  в
здании оказался сломан.  Я по лестнице  поднялся на третий этаж и постучал в
дверь.
     "Открыто", послышался голос.
     Я  вошел  в  небольшую  квартиру. Гостиная была  пуста  и обставлена  в
японском стиле: маты-татами,  ширмы-седзи  и  стены с деревянными  панелями.
Каллиграфический  свиток,  черный  лакированный  столик,   ваза  с  одиноким
всплеском белой орхидеи.
     Я увидел  две  пары обуви, выставленные  возле  двери. Одна  -- мужские
туфли. Другая -- пара женских туфель с высокими каблуками.
     Я спросил: "Капитан Коннор?"
     "Минуточку."
     Ширма-седзи отъехала и появился Коннор. Он оказался неожиданно высоким,
метр девяносто, наверное, заметно выше шести футов. Он был в юката -- легком
японском  халате  голубого  хлопка.   Я  дал  бы  ему  пятьдесят  пять  лет.
Широкоплечий,   лысеющий,   с  аккуратными  усами,   острыми  чертами  лица,
пронизывающими глазами. Глубокий голос. Спокойствие.
     "Добрый вечер, лейтенант."
     Мы  обменялись  рукопожатием.  Коннор  оглядел  меня  сверху  донизу  и
одобрительно кивнул. "Хорошо. Весьма презентабельно."
     Я  сказал:  "Я привык работать  с  прессой.  Никогда  не  знаешь, когда
окажешься перед камерами."
     Он кивнул. "И сейчас вы -- дежурный офицер?"
     "Верно."
     "Как долго вы были пресс-атташе?"
     "Шесть месяцев."
     "Говорите по-японски?"
     "Немного. Я учусь."
     "Дайте  мне несколько минут, чтобы  переодеться." Он повернулся и исчез
за ширмой-седзи. "Это убийство?"
     "Да."
     "Кто известил вас?"
     "Том  Грэм. Он  главный на  месте  преступления.  Говорит,  что  японцы
настаивают на присутствии офицера связи."
     "Понимаю."  Наступила  пауза. Я  услышал  льющуюся воду.  "Это  обычное
требование?"
     "Нет.  На  самом деле я  о  таком  никогда  не  слышал. Обычно офицеров
вызывают для связи,  когда возникают проблемы с языком. Я никогда не слышал,
чтобы офицера связи требовали японцы."
     "И я тоже", сказал  Коннор. "Это Грэм просил вас  привезти меня? Потому
что Том Грэм и я не всегда восхищались друг другом."
     "Нет",  сказал  я. "Фред Хофман посоветовал, чтобы я прихватил  вас. Он
чувствует,  что у меня недостаточно  опыта. Он сказал, что позвонит вам  обо
мне."
     "Так вам домой звонили дважды?", спросил Коннор.
     "Да."
     "Понятно."  Он  снова  появился,  на  сей  раз  в  темно-синем костюме,
завязывая галстук. "Кажется, время для нас критично." Он  посмотрел на часы.
"Когда Грэм позвонил вам?"
     "Около девяти."
     "Тогда прошло уже сорок минут. Поехали, лейтенант. Где ваша машина?"
     Мы заторопились по ступенькам.



     Я  проехал Сан-Педро  и повернул влево  на Вторую, направляясь к зданию
Накамото.  На уровне улицы стоял легкий туман.  Коннор  уставился в окно. Он
спросил: "У вас хорошая память?"
     "Мне кажется, довольно хорошая."
     "Я  хотел  бы,  чтобы вы  повторили телефонные  разговоры  сегодняшнего
вечера",  сказал  он.  "Передайте  их  с  возможно  большей  точностью. Если
сможете, слово в слово."
     "Попробую."
     Я пересказал свои телефонные разговоры. Коннор слушал, не прерывая и не
комментируя.  Я не знал, почему он так  заинтересовался, а он мне не сказал.
Когда  я  закончил, он  спросил: "Хофман не  сказал,  кто просил  о наземных
линиях?"
     "Нет."
     "Что  ж,  в  любом  случае -  мысль  хорошая.  Я  никогда не  пользуюсь
телефоном  в  машине,  если  могу  обойтись.  В  наши  дни  слишком   многие
прислушиваются к эфиру."
     Я  повернул на  Фигероа. Впереди  я видел прожекторы, освещающие  фасад
новой Башни Накамото. Само  здание  из серого гранита возвышалось в ночи.  Я
свернул на правую полосу и потянулся к отделению для перчаток, ухватив пачку
визитных карточек.
     На  визитках было  написано: "Детектив-лейтенант Питер Дж. Смит, Офицер
Связи Специальной Службы, Департамент Полиции Лос-Анджелеса". По-английски с
одной стороны и по-японски с другой.
     Коннор взглянул на  карточки. "Как вы  хотите  справиться с  ситуацией,
лейтенант? Вы прежде вели переговоры с японцами?"
     Я ответил: "Нет, никогда. Пара арестов за вождение в пьяном виде."
     Коннор  вежливо  предложил:  "Может  быть,  тогда  я  посоветую,  какой
стратегии нам придерживаться?"
     "По  мне, это было бы прекрасно", ответил я. "Я был бы признателен  вам
за помощь."
     "Олл  райт.  Так как офицер  связи -- вы,  то, вероятно,  самое лучшее,
когда мы там появимся, чтобы командовали вы."
     "Окей."
     "Не нужно меня представлять, или ссылаться на меня любым способом. Даже
не глядите в мою сторону."
     "Окей."
     "Я -- никто. Вы командуете самостоятельно."
     "Окей, прекрасно."
     "Лучше, если вы станете держаться официально. Стойте  прямо и все время
держите пиджак застегнутым на  все  пуговицы. Если вам кланяются, в ответ не
кланяйтесь  -- просто коротко кивните  головой. Иностранец никогда не станет
мастером в этикете поклонов. Даже не пытайтесь."
     "Окей", сказал я.
     "Когда начнете говорить с японцами, помните,  что им  не нравится вести
переговоры.  Они считают их слишком конфронтационными. В своем обществе они,
насколько возможно, их избегают."
     "Окей."
     "Следите за своими жестами. Держите руки по бокам. Широкие жесты руками
японцам кажутся угрожающими. Говорите медленно. Сохраняйте голос спокойным и
ровным."
     "Окей."
     "Если сможете."
     "Окей."
     "Последнее может оказаться трудным.  Японцы могут вызывать раздражение.
Вероятно,   сегодня   вы  найдете  их   весьма  раздражающими.  Постарайтесь
справиться как можно лучше. Но что бы ни происходило, не выходите из себя."
     "Олл райт."
     "Иначе будет исключительно плохо."
     "Олл райт", сказал я.
     Коннор улыбнулся. "Уверен, что вы справитесь хорошо", сказал он. "Может
быть,  вас совсем  не  потребуется моя  помощь.  Но  если  вас достанут,  вы
услышите, как я скажу "наверное, я могу оказать помощь". Это будет сигналом,
что вступаю  я. С этого момента позвольте говорить мне. Я предпочитаю, чтобы
вы больше не говорили, даже если они станут обращаться прямо к вам. Окей?"
     "Окей."
     "Вам захочется заговорить, однако даже не пытайтесь."
     "Понятно."
     "И далее, что бы я не делал, не показывайте никакого  удивления. Что
бы я ни делал."
     "Окей."
     "Как  только вступлю я, передвигайтесь так, чтобы  стоять слегка позади
меня  справа.   Никогда  не  садитесь.  Не  оглядывайтесь.   Не  показывайте
раздражения. Помните, что вы произошли  от видео-культуры MTV, а они -- нет.
Они --  японцы.  Все, что  вы делаете, будет иметь для них  значение. Каждая
мелочь вашей внешности и поведения отразится на вас, на департаменте полиции
и на мне, как вашем руководителе и семпее."
     "Окей, капитан."
     "Есть вопросы?"
     "Что такое семпей?"
     Коннор улыбнулся.
     Мы проехали мимо прожекторов и вниз по рампе в подземный гараж.
     "В Японии", сказал  он,  "семпей -- это  старший  человек, направляющий
младшего, которого называют кохай. Отношения семпей-кохай вполне обычны. Они
часто подразумеваются, когда молодой и старый работают вместе. Наверняка они
станут подразумевать это про нас."
     Я спросил: "Что-то вроде мастера и подмастерья?"
     "Не совсем", ответил  Коннор. "В Японии отношения семпей-кохай обладают
иным  качеством. Больше напоминает любящего родителя: семпей  предполагается
снисходительным к своему  кохаю и  он снимает с  младшего все виды юношеских
эксцессов  и ошибок." Он улыбнулся.  "Но я уверен, вы  не захотите делать их
ради меня."
     Мы  спустились  до  конца рампы  и увидели впереди плоское пространство
гаража. Коннор посмотрел в переднее окно и нахмурился: "А где же все?"
     Гараж Башни  Накамото был  полон  лимузинов; водители, опершись на свои
машины,  курили  и разговаривали. Но  я не видел  никаких полицейских машин.
Обычно  там, где произошло убийство, место освещено как рождественская елка:
мигалки  крутятся  на  полудюжине  черно-белых  машин  полиции,  на  машинах
медэкспертизы, скорой помощи и всех остальных.
     Однако сегодня ничего не было. Это был просто  гараж, где у кого-то шла
вечеринка, элегантные люди стояли группами, ожидая свои машины.
     "Интересно", сказал я.
     Мы остановились. Парковщик отворил дверцу и  я ступил на плюшевый ковер
и  услышал мягкую музыку. Мы  с  Коннором отправились к лифту. Хорошо одетые
люди двигались в обратном  направлении: мужчины в такседо, женщины в дорогих
платьях. А  возле лифта в запятнанном вельветовом спортивном пиджаке стоял и
яростно курил сигарету Том Грэм.


     ( Когда  Грэм  играл полузащитником  в Ю-Эс-Си, он  никогда  не был  на
первых ролях. Этот кусочек юношеской истории прилип к нему, став характерной
чертой:  всю  свою  жизнь,  он,   казалось,  пропускал   критический  момент
продвижения по службе, следующий шаг  в карьере детектива. Он перемещался из
одного подразделения в  другое, никогда не находя  себе подходящего  участка
или  партнера,  который  хорошо  сработался  бы  с  ним.   Всегда   чересчур
откровенный,  Грэм нажил врагов в офисе шефа, и к тридцати девяти дальнейшее
его  продвижение  по  службе  было  проблематичным. Ныне  он  был  озлоблен,
грубоват и  набирал  вес -- громадный мужик,  ставший тяжеловесной занозой в
заднице, ибо всегда гладил  людей  против шерсти. Его представления о личной
честности  были  явно  ошибочными  и  он проявлял  недружелюбный  сарказм ко
всякому, кто не разделял его взгляды.
     "Милый  костюмчик",  сказал он  мне,  когда  я подошел.  "Ты  выглядишь
отпадным красавчиком, Питер." И смахнул с моего лацкана мнимую пылинку.
     Я не обратил внимания: "Как дела, Том?"
     "Вам бы, ребята, веселиться на приеме, а  не работать." Он повернулся к
Коннору и  пожал  ему руку.  "Хелло,  Джон.  Кто надумал  выволочь  тебя  из
постели?"
     "Я только наблюдатель", мягко ответил Коннор.
     Я вмешался: "Его попросил привезти Фред Хофман."
     "Черт", сказал Грэм.  "По мне, так  хорошо,  что вы  здесь. Мне  помощь
нужна. Там наверху довольно круто."
     Мы пошли за ним к лифту. Я все не замечал других полицейских и спросил:
"А где все?"
     "Хороший вопрос", сказал Грэм. "Они ухитрились держать всех наших сзади
у  грузового входа.  Говорят, что  по  служебному  лифту  доступ  быстрее. И
твердят, что так важно это большое  открытие здания, что ничто не должно его
сорвать."
     Возле  лифтов на нас  озабоченно  глянул  японский частный  охранник  в
форме. "Эти двое  со мной",  сказал  Грэм. Охранник кивнул, но искоса бросил
подозрительный взгляд.
     Мы вошли в лифт.
     "Трахнутый джеп",  сказал  Грэм, когда двери закрылись.  "Здесь все еще
наша страна. А мы -- все еще трахнутые полицейские в собственной стране."
     У  лифта  были  стеклянные  стены  и  мы  смотрели   вниз  на  даунтаун
Лос-Анджелеса, поднимаясь в  светящемся тумане.  Прямо напротив  возвышалось
здание компании Арко, все залитое светом.
     "Знаете,  такие   лифты  незаконны",  сказал  Грэм.   "По  правилам  не
допускаются  стеклянные  лифты  выше  девяностого  этажа,  а  в  этом здании
девяносто семь этажей, самое высокое в ЛА.  И вообще, все это здание -- одно
большое исключение из правил. И  поставили  его они всего за  шесть месяцев.
Знаете,  как?  Привозили  собранные  на  заводе части из  Нагасаки  и  здесь
свинчивали вместе.  Не нанимая  американских строителей. Получив специальное
разрешение обойти наши профсоюзы из-за так называемых технических проблем, с
которыми  могут  справиться  только  японские рабочие. Вы  сможете  поверить
такому дерьму?"
     Я пожал плечами: "Они получили разрешение от американских профсоюзов."
     "Чепуха,  они получили  его  от городского совета",  сказал  Грэм.  "И,
конечно, это просто деньги. И если мы что-то и  знаем о японцах, так это то,
что деньги у них есть. Вот так они и добились изменений в зональных правилах
сейсмостроительства. Они получают все, что захотят."
     Я снова пожал плечами: "Политики."
     "Пердуны. Знаете, они даже не  платят налоги. Да-да: получили от города
восьмилетнюю  отсрочку по налогам  на собственность. Дерьмо: мы сами  отдаем
страну."
     Некоторое время мы поднимались  молча. Грэм глядел в стекло. Лифты были
высокоскоростные,  фирмы  Хитачи,  сделанные по новейшей  технологии.  Самые
быстрые и мягкие лифты в мире. Мы поднимались все выше в туман.
     Я сказал Грэму: "Ты расскажешь  нам об убийстве или  хочешь,  чтобы это
было сюрпризом?"
     "Перемать", сказал  Грэм  и полистал  записную  книжку.  "Ну,  поехали.
Первый  звонок поступил в восемь тридцать две. Кто-то  сказал, что  "имеется
проблема  в расположении тела". Мужчина с сильным азиатским акцентом,  плохо
говорит по-английски. Оператор не смог много из него вытянуть, ничего, кроме
адреса.  Башня  Накамото. Черно-белые выехали,  прибыли  в  восемь  тридцать
девять вечера и обнаружили, что это убийство. Сорок шестой этаж, это офисный
этаж здания.  Жертва  -- европейская женщина,  примерно  двадцати  пяти лет.
Чертовски симпатичная. Сами увидите.
     Копы развесили ленты и позвонили в дивизион. Я  выехал с Мерино, прибыл
в  восемь  пятьдесят  три.  В  это  же  время  прибыли  эксперты   по  месту
преступления, дактилоскописты, фотографы. Пока окей?"
     "Да", кивнул Коннор.
     Грэм  продолжил: "Мы только начали, когда  какой-то джеп  из Корпорации
Накамото привалил в тысячедолларовом костюме и  заявил,  что имеет право  на
трахнутый  разговор  с  офицером  связи  ДПЛА,  прежде чем  что-либо  станет
делаться  в  этом  трахнутом здании. И говорил что-то  вроде, что  здесь нет
состава преступления.
     Я пошел  узнать, что это за говнюк. Здесь же очевидное убийство. Думал,
этот гад  отвалится.  Но джеп болтал  на  остервенело хорошем  английском и,
похоже,  знал кучу законов. И, сами понимаете, все прибывшие на место сильно
встревожились. Я рассудил,  что нет  смысла давить и начинать расследование,
если  при этом мы получим  недееспособные данные, верно? А  этот говнюк-джеп
настаивает, чтобы прежде чем  мы начнем,  прибыл  офицер  связи. А когда  он
говорит на таком зверски хорошем английском, я не понимаю, в чем проблема? Я
думал, что  вся идея офицера связи для тех, кто не понимает языка. А у этого
говнюка на лбу написана  Стэнфордская юридическая школа. А все туда  же." Он
вздохнул.
     "И ты позвонил мне", сказал я.
     "Ага."
     Я спросил: "А кто этот говнюк из Накамото?"
     "Вот дерьмо!"  Грэм  нахмурился над своими записями. "Ишихара  Ишигуро.
Что-то вроде этого."
     "У тебя есть его визитка? Он должен был дать свою карточку."
     "Ага, он дал. Я отдал ее Мерино."
     Я спросил: "Есть здесь еще японцы?"
     "Ты что, смеешься?", захохотал Грэм "Тут  все кишит ими. Там наверху --
трахнутый Диснейленд."
     "Я имею в виде место преступления."
     "И я тоже", сказал Грэм.  "Мы не смогли их  выставить. Они говорят, это
их здание и они имеют право там быть. Сегодня вечером торжественное открытие
Башни Накамото. Они имеют право быть здесь. Твердят снова и снова."
     Я спросил: "А где происходит открытие?"
     "Этажом ниже  убийства, на сорок  пятом. Там просто  светопреставление.
Наверное, человек восемьсот. Кинозвезды,  сенаторы, конгрессмены  -- называй
дальше.  Слышал, там Мадонна и  Том Круз. Сенатор Хеммонд. Сенатор  Кеннеди.
Элтон  Джон. Сенатор  Мортон. Мэр Тома там. Прокурор  штата Уайленд там. Эй,
наверное и твоя бывшая жена тоже там, Пит. Она все еще работает на Уайленда,
правда?"
     "Как я слышал, да."
     Грэм вздохнул. "Наверное, приятно  трахать  адвоката вместо того, чтобы
они трахали тебя. Хорошо сменить позицию."
     Мне  не  хотелось  говорить  о  своей   бывшей  жене.   "Мы  больше  не
встречаемся", сказал я.
     Прозвонил тихий звонок и лифт сказал: "Енюсан кай."
     Грэм посмотрел на светящиеся цифры над дверью. "Вот дерьмо!"
     "Еонюеон кай", сказал лифт. "Мосугу-де годзаймасу."
     "Что он сказал?"
     "Мы почти приехали."
     "Перемать",  сказал  Грэм.  "Если  лифту хочется  говорить,  он  должен
говорить по-английски. Здесь все еще Америка."
     "Пока да", отозвался Коннор, глядя на панораму города.
     "Еюго кай", сказал лифт.
     Двери открылись.



     Грэм был прав: вечеринка была  адской. Целый этаж  превратили в подобие
бального зала сороковых  годов.  Мужчины  в костюмах.  Женщины в платьях для
коктейлей. Оркестр, играющий свинги  Глена  Миллера. Возле двери лифта стоял
седой, загорелый  человек, казавшийся  слегка знакомым.  У него были широкие
плечи   атлета.  Он  вошел  в  лифт  и  повернулся  ко  мне:  "Первый  этаж,
пожалуйста." Я учуял запах виски.
     Второй человек,  помоложе,  мгновенно  появился рядом. "Этот лифт  идет
вверх, сенатор."
     "Что такое?", сказал седовласый, повернувшись к помощнику.
     "Лифт идет вверх, сэр."
     "Ну  и что?  А я  хочу вниз."  Он говорил  подчеркнуто тщательной речью
пьяного.
     "Да,  сэр. Понимаю,  сэр",  радостно ответил помощник.  "Давайте поедем
следующим лифтом, сенатор." Он твердо ухватил  седовласого за локоть и вывел
его из лифта.
     Двери закрылись. Лифт пошел вверх.
     "Наши налоги за работой", проворчал Грэм. "Узнали? Сенатор Стивен  Роу.
Приятно  обнаружить его на этой вечеринке, учитывая,  что  он  в  финансовом
комитете сената, который ведает всеми правилами японского импорта. Но, как и
его приятель, сенатор Кеннеди, Роу -- очень большой любитель кошечек."
     "Вот как?"
     "Говорят, что и пьет он хорошо."
     "Я это заметил."
     "Вот зачем этот мальчик с ним. Вытаскивать его из неприятностей."
     Лифт  остановился на  сорок шестом этаже.  Раздался  мягкий электронный
гонг. "Еонюроку кай. Горие аригато годзаймашита."
     "Наконец-то", сказал Грэм. "Может, теперь мы сможем начать."



     (  Двери  открылись.  Мы уставились в  солидную  стену  голубых деловых
костюмов,  повернутых к нам спинами. Должно быть, человек двадцать толпились
возле лифта. В воздухе густо висел сигаретный дым.
     "Расступитесь, расступитесь",  говорил Грэм, грубо расталкивая людей. Я
следовал за ним, Коннор шел позади меня, молча и незаметно.
     Сорок шестой этаж был спроектирован для размещения старших  управляющих
компании Накамото и выглядел впечатляюще. Стоя  на ковре приемной зоны возле
лифтов,  я видел весь  этаж -- гигантское  открытое  пространство. Оно  было
размером примерно  шестьдесят  на сорок метров -- половина футбольного поля.
Каждая деталь усиливала  ощущение простора и элегантности.  Потолки высокие,
отделанные деревом. Мебель вся из настоящего дерева и ткани, черное с серым,
ковер толстый.  Приглушенный  звук  и  неяркие  лампы усиливали  впечатление
мягкой роскоши. Все напоминало скорее банк, чем конторский офис.
     Самый богатый из виденных мною банков.
     Все заставляло  остановиться и оглядеться. Я стоял возле  желтой ленты,
огораживающей  место преступления, которая  блокировала  доступ  на этаж,  и
озирался. Прямо  впереди находился громадный атриум, что-то вроде  открытого
загона для секретарш и  младшего персонала.  Группами  стояли столы, деревца
делили  пространство.  В  центре стояла  громадная  модель Башни Накамото  и
комплекса еще  строящихся окружающих  зданий. Модель освещал прожектор, но в
целом, при включенном  только ночном освещении, в атриуме  было сравнительно
темно.
     По  периметру атриума  были устроены отдельные кабинеты для официальных
лиц. Стеклянные стены кабинетов выходили в атриум, стеклянные стены выходили
и наружу,  так что с того места, где я стоял, можно  было смотреть  прямо на
соседние небоскребы Лос-Анджелеса. Казалось, весь этаж плывет в воздухе.
     Слева  и  справа  от  атриума   размещались  две  конференц-комнаты  со
стеклянными  стенами.  Комната справа  была  поменьше и  там я  увидел  тело
девушки, лежащее на  длинном черном столе. На  ней было черное платье.  Одна
нога  свисала к полу. Я не видел никакой  крови. Но я был довольно далеко от
нее, наверное, метрах в  шестидесяти. Много подробностей на таком расстоянии
не разглядеть.
     Я услышал потрескивание полицейских раций и  услышал, как Грэм говорит:
"Вот   ваш   переводчик,  джентльмены.   Может,   теперь  мы   начнем   наше
расследование, Питер?"
     Я повернулся к  японцам у  лифта. Я  не  знал,  с кем должен  говорить;
возникла неловкая пауза, пока один из них не выступил вперед. Ему было около
тридцати пяти лет,  он носил  дорогой  костюм. Человек отвесил  очень легкий
поклон,  чуть наклонив голову,  просто намек.  Я  кивнул в ответ.  Потом  он
заговорил.
     "Конбанва. Хаджимемашите,  Сумису-сан.  Ишигуро десу.  Додзо  ерошику."
Формальное  приветствие,  хоти и  небрежное.  Не  теряет времени. Его  зовут
Ишигуро. Мое имя он уже знал.
     Я сказал:  "Хаджимемашите. Ваташи-ва. Сумису десу.  Додзо ерошику." Как
дела. Рад встретить вас. Все, как обычно.
     "Ваташи-но мейши десу. Додзо." Он  вручил мне свою визитную карточку. У
него были быстрые движения, резкие.
     "Домо аригато годзаймасу." Я принял его карточку двумя  руками, что  на
самом  деле не было необходимым,  но  вняв совету Коннора  я хотел держаться
наиболее  официально. Затем я дал ему свою карточку. Ритуал  требовал, чтобы
мы оба  заглянули  в карточки друг друга и  сделали  небольшие замечания или
задали вопросы вроде: "Это ваш телефонный номер?"
     Ишигуро взял  мою  карточку  одной рукой  и  спросил: "Это ваш домашний
номер,  детектив?" Я удивился. Он говорил без акцента на английском, который
можно  выучить  только прожив  здесь долгое  время, начав с  молодости.  Он,
наверное, посещал  здесь  школу.  Один  из тысяч  японцев, который учился  в
Америке в семидесятых, когда они посылали по 150 000 студентов в год изучать
нашу страну. А мы в Японию посылали в год по 200 студентов-американцев.
     "Да, мой номер написан снизу", сказал я.
     Ишигуро сунул мою  карточку в карман рубашки. Я  начал  говорить что-то
вежливое  о  его  карточке, но он  прервал меня:  "Послушайте, детектив, мне
кажется,  мы  можем  обойтись  без  формальностей.  Единственная  причина  и
проблема этой ночи, то, что ваш коллега неразумен."
     "Мой коллега?"
     Ишигуро  дернул  головой:  "Вон  тот,  толстый.  Грэм.  Его  требования
неразумны  и  мы  сильно  возражаем его  намерению  проводить  расследование
ночью."
     Я спросил: "Почему так, господин Ишигуро?"
     "Для расследования у вас нет состава преступления."
     "Почему вы так утверждаете?"
     Ишигуро фыркнул: "Я думаю, это очевидно даже для вас."
     Я оставался хладнокровен. Пять лет работы детективом и еще год в секции
прессы научили меня оставаться холодным.
     Я сказал: "Нет, сэр, боюсь, это не очевидно."
     Он презрительно посмотрел на меня. "Фактом является  то, лейтенант, что
у  вас нет  причины  связывать смерть  этой девушки с  приемом,  который  мы
проводим внизу."
     "Но, похоже, она носит вечернее платье..."
     Он  грубо прервал меня: "Предполагаю,  что вы скорее  всего обнаружите,
что она умерла от случайной передозировки наркотиков. И поэтому ее смерть не
имеет ничего общего с нашим приемом. Разве вы не согласны?"
     Я  сделал глубокий  вздох. "Нет, сэр, я  не согласен.  Не согласен  без
расследования."  Я  сделал еще  один глубокий вздох.  "Господин  Ишигуро,  я
понимаю ваши опасения, однако..."
     "Сомневаюсь", сказал Ишигуро,  снова перебивая  меня.  "Я  настаиваю на
понимании позиции компании Накамото сегодня вечером. Это весьма значительное
событие  для  нас,  весьма  общественно  важное  событие.  Мы,  естественно,
огорчены   перспективой  того,   что   наша  деятельность   может  оказаться
запачканной безосновательными утверждениями о причастности к смерти какой-то
женщины, особенно женщины маловажной..."
     "Маловажной?"
     Ишигуро махнул рукой. Казалось, он устал со мной разговаривать. "Это же
очевидно, просто  взгляните на нее. Она не более чем обычная проститутка.  Я
вообще  не могу  понять, как она  ухитрилась проникнуть в здание. И  по этой
причине  я резко  протестую  против намерения  детектива  Грэма  допрашивать
гостей  с приема.  Это  совершенно  неразумно.  Среди  наших  гостей  немало
сенаторов,  конгрессменов  и  официальных  лиц  Лос-Анджелеса.  Конечно,  вы
согласитесь, что такие уважаемые гости найдут это возмутительным..."
     Я  сказал: "Подождите минуту.  Детектив Грэм сказал  вам,  что он хочет
допросить каждого на приеме?"
     "Именно так он заявил мне. Да."
     Теперь,  наконец,  я начал  понимать, почему был вызван. Грэм не  любил
японцев  и  угрожал  испортить  их  прием.  Конечно,  такого никогда  бы  не
произошло. Невозможно,  чтобы Грэм  допрашивал сенаторов Соединенных Штатов,
не говоря уж о прокуроре округа или мэре. И не ожидалось, что он приступит к
этой работе завтра. Но японцы раздражали  его и  Грэм решил отплатить им той
же монетой.
     Я сказал Ишигуро: "Мы можем устроить внизу  регистрацию и гости, уходя,
распишутся."
     "Боюсь,  что это будет затруднительно", начал Ишигуро, "потому что  вы,
конечно, признаете..."
     "Господин Ишигуро, мы обязаны так поступить."
     "Но то, что вы просите, чрезвычайно трудно..."
     "Господин Ишигуро..."
     "Вы понимаете, что для нас это станет причиной..."
     Господин Ишигуро,  простите  меня. Я  просто говорю  вам, какова должна
быть обычная полицейская процедура."
     Он замер.  Наступила  пауза.  Он стер  капельки  пота  с верхней губы и
сказал:  "Я  разочарован, лейтенант,  отсутствием хорошего сотрудничества  с
вашей стороны."
     "Сотрудничества?"  Я  понемногу  начал  выходить  из   себя.  "Господин
Ишигуро, у вас здесь мертвая женщина, а наша работа -- расследовать, как это
произошло..."
     "Но вы должны войти в наши особые обстоятельства..."
     Тут я услышал, как Грэм сказал: "Мать-перемать, это что такое?"
     Взглянув  через  плечо, я увидел  низкорослого,  чистенького  японца  в
двадцати  метрах  по   ту  сторону  желтой  ленты.  Он  делал  снимки  места
преступления. Камера, которую он держал в руках, была  такая маленькая,  что
почти  скрывалась в его  ладони.  Но он  и не пытался скрыть  тот факт,  что
пересек барьер ленты, чтобы сделать свои снимки. Пока я смотрел, он медленно
пятился  спиной к нам,  иногда поднимая руки, чтобы сделать снимок, а  потом
помигивал  за  своими  очками  в тонкой  оправе, выбирая следующую  позицию.
Двигался он неторопливо.
     Грэм подошел  к ленте  и сказал:  "Черт побери, убирайтесь  оттуда! Это
место  преступления.  Здесь  нельзя делать снимки." Человек не реагировал  и
продолжал пятиться. Грэм повернулся: "Кто этот парень?"
     Ишигуро  сказал:  "Это наш сотрудник, господин  Танака. Он  работает  в
службе безопасности Накамото."
     Я  не верил своим глазам. Японский сотрудник разгуливает  внутри желтой
зоны, загрязняя следами место преступления. Это было возмутительно. "Уберите
его оттуда", сказал я.
     "Он делает снимки."
     "Ему нельзя их делать."
     Ишигуро сказал: "Они для использования нашей корпорацией."
     Я сказал: "Господин Ишигуро,  мне  все равно.  Ему нельзя заступать  за
желтую ленту  и нельзя делать  снимки. Уберите его оттуда. И отдайте мне его
пленку, пожалуйста."
     "Очень хорошо." Ишигуро что-то быстро  сказал по-японски. Я  повернулся
как  раз вовремя,  чтобы  увидеть,  как Танака скользнул под желтую  ленту и
исчез за  людьми в  голубых  костюмах, толпящихся  у  лифта. Поверх голов  я
увидел, как двери лифта открылись и закрылись.
     Сукин  сын.  Я   почувствовал   гнев.   "Господин  Ишигуро,   вы
препятствуете официальному полицейскому расследованию."
     Ишигуро  спокойно  сказал:  "Вы должны попытаться понять  нашу позицию,
детектив   Смит.  Конечно,  мы  полностью   доверяем   Департаменту  полиции
Лос-Анджелеса,   однако   мы   должны   обладать   возможностью  предпринять
собственное частное расследование, а для этого должны иметь...""
     Собственное  частное расследование!?  Сукин сын!  Я  вдруг потерял  дар
речи. Я сжал зубы и, кажется, побагровел. Я был в ярости. Я хотел арестовать
Ишигуро. Я хотел развернуть  его,  пришпилить к стенке, защелкнуть наручники
на его трахнутых запястьях и...
     Голос  позади  меня  произнес:   "Наверное,  я  могу   оказать  помощь,
лейтенант?"
     Я повернулся. Это был радостно улыбающийся Джон Коннор.
     Я шагнул в сторону.



     Коннор повернулся к Ишигуро, слегка  поклонился и вручил свою карточку.
Он быстро заговорил:  "Тоцудзен шицурей десу-га, джикошокай-во шитемо ерошии
десука. Ваташи-ва Джон Коннор-то мошимасу. Мейши-о додзо. Додзо ерошику."
     "Джон Коннор?", спросил Ишигуро. "Тот самый Джон Коннор? Омени накарате
коэи десу. Ваташи-ва Ишигуро десу. Додзо  ерошику." Он сказал,  что для него
честь познакомиться.
     "Ваташи-но мейши десу. Додзо." Премного благодарен.
     Но когда формальности были завершены, разговор пошел так быстро, что  я
улавливал  только  отдельные   слова.  Я  был   обязан  выказывать  интерес,
прислушиваться и кивать, когда на самом деле не имел ни малейшего понятия, о
чем они говорят. Один раз я уловил, что Коннор называет меня вакаимоно, что,
как я знал, означает протеже или ученик. Несколько раз  он сурово смотрел на
меня и  качал  головой, как  сожалеющий  отец.  Казалось,  что  он  за  меня
извиняется. Я также  расслышал, как он называет Грэма бушицуке -- неприятным
человеком.
     Однако это извинения возымели эффект. Ишигуро успокоился, опустил плечи
и начал расслабляться. Он даже улыбнулся. Наконец, он сказал: "Значит, вы не
станете проверять личности наших гостей?"
     "Абсолютно нет", сказал  Коннор.  "Ваши уважаемые гости свободны  идти,
куда они хотят."
     Я протестующе открыл рот и Коннор выстрелил в меня взглядом.
     "В   идентификации  нет  необходимости",   продолжал   Коннор,   говоря
официальным тоном, "потому что я  убежден,  что никто из  гостей  корпорации
Накамото не может быть вовлечен в подобный несчастливый инцидент."
     "Мать-перемать", прошептал Грэм.
     Ишигуро весь лучился. Но  я  был  в ярости. Коннор противоречил мне.  И
выставил меня дураком. И, сверх всего, он не следовал полицейской процедуре,
а за это у всех нас позднее могут быть неприятности. В гневе, я засунул руки
в карманы и отвернулся.
     "Я  благодарен  за  деликатное улаживание  ситуации,  капитан  Коннор",
сказал Ишигуро.
     "Я   совсем  ничего  не  сделал",   возразил  Коннор,  делая  очередной
официальный поклон.  "Однако, надеюсь, теперь  вы согласитесь,  что  настало
время освободить этаж, чтобы полиция смогла начать свое расследование."
     Ишигуро мигнул: "Освободить этаж?"
     "Да", сказал Коннор, вынимая записную книжку. "И,  пожалуйста, помогите
мне узнать имена джентльменов,  стоящих  позади вас, когда  вы попросите  их
удалиться."
     "Извините?"
     "Имена джентльменов позади вас, пожалуйста."
     "Можно поинтересоваться, зачем?"
     Лицо Коннора потемнело и он  рявкнул короткую  фразу по-японски.  Я  не
уловил ни слова, но Ишигуро стал ярко-красным.
     "Извините меня, капитан, но я не вижу причин, по  которым вы говорите в
подобном..."
     И здесь Коннор вышел из себя. Картинно и со взрывом. Он шагнул близко к
Ишигуро  и, остро  тыча в  его  сторону пальцем, закричал:  "Икаген-ни широ!
Соко-о доке! Киитерунока!"
     Ишигуро пригнулся и отвернулся, ошеломленный словесным нападением.
     Коннор  надвинулся на  него, говоря резко  и саркастично:  "Доке! Доке!
Вакаракаинова?" Он повернулся и  яростно показал в сторону японцев  у лифта.
Столкнувшись  с открытым гневом Коннора,  японцы оглядывались  по сторонам и
нервно затягивались сигаретами. Однако не уходили.
     "Эй, Ричи!", сказал Коннор,  обращаясь к  фотографу из группы обработки
места  преступления  Ричи  Уолтерсу. "Не сделаешь  ли несколько снимков этих
парней?"
     "Конечно,  капитан",  отозвался  Ричи.  Он поднял  камеру и пошел вдоль
цепочки людей, быстрой очередью мигая вспышкой.
     Ишигуро  вдруг  встревожился,   встав  перед  камерой  и  подняв  руки:
"Секунду, секунду, что такое?"
     Но японцы уже уходили, отворачиваясь от вспышки, словно стая рыбок. Они
исчезли всего  за несколько  секунд. Этаж достался  нам. В одиночку  Ишигуро
смотрел неуверенно.
     Он что-то сказал по-японски. Очевидно, что-то нехорошее.
     "Да?",  спросил Коннор.  "За  это  надо  винить вас", сказал он,
обращаясь  к  Ишигуро.  "Вы  --  причина всех  неприятностей. И  ваша
обязанность, чтобы  мои детективы получили всю необходимую  помощь.  Я  хочу
поговорить с тем, кто обнаружил тело, и с тем, кто передал первое телефонное
сообщение.  Я  хочу  имена  всех,  кто  побывал  на  этом  этаже  с  момента
обнаружения  тела.  И я  хочу пленку  из  камеры  Танака. Оре-ва хонкида.  Я
арестую вас, если вы и далее станете препятствовать расследованию."
     "Но я должен проконсультироваться с начальством..."
     "Намерунайо." Коннор придвинулся еще  ближе. "Не выпендривайтесь передо
мной, Ишигуро-сан. Уходите и дайте нам работать."
     "Конечно,  капитан", сказал  Ишигуро.  Он  коротко и скупо поклонился и
ушел с несчастным и страдальческим видом.
     Грэм хихикнул: "Ты классно вышиб его."
     Коннор повернулся:  "Зачем ты сказал ему,  что хочешь допросить каждого
гостя на приеме?"
     "А-а, дерьмо, мне просто  хотелось взвинтить его",  ответил Грэм. "Я же
никак не могу допросить мэра. Разве я мог представить, что у этих задниц нет
чувства юмора?"
     "У них есть чувство юмора", сказал Коннор. "А посмеялись-то над  тобой.
Потому что у Ишигуро была проблема и он ее решил с твоей помощью."
     "С моей помощью?", нахмурился Грэм. "О чем ты толкуешь?"
     "Ясно, что японцы хотели задержать расследование", сказал Коннор. "Твоя
агрессивная  тактика  дала  им превосходный  предлог -- вызвать связного  из
специальной службы."
     "Ой, не надо", сказал Грэм.  "Насколько им  было известно, офицер связи
должен был прибыть сюда через пять минут."
     Коннор покачал головой. "Не прикидывайся ребенком: они точно знали, кто
сегодня вечером на  дежурстве. Они точно знали, как далеко находится Смит, и
точно  знали,  сколько  времени  у  него  займет  доехать сюда.  Им  удалось
задержать расследование на полтора часа. Классная работа, детектив Грэм."
     Грэм  долго смотрел на  Коннора. Потом  отвернулся. "Твою мать", сказал
он.  "Тонна дерьма.  Приятели, мне надо  работать.  Ричи?  На  коня!  У тебя
тридцать секунд до того,  как  мои парни войдут и  сядут  тебе на  хвост. Ну
пошли, все. Я хочу закончить прежде чем она завоняет."
     И он потопал к месту преступления.



     Со своими чемоданчиками и свидетельскими картами группа обработки места
преступления  продвигалась вслед  за Грэмом. Ричи  Уолтерс  направлял  путь,
снимая направо и налево и прокладывая дорогу в атриум, а потом через двери в
конференц-зал.  Стены  конференц-зала  были  из  дымчатого  стекла,  который
смягчал  блеск лампы-вспышки. Но я видел  его внутри, делающего круги вокруг
тела. Он снимал много: понял, что это будет большое дело.
     Я  стоял рядом с Коннором.  Я сказал:  "Мне  помнится, вы говорили, что
плохо выходить из себя с японцами."
     "Верно", ответил Коннор.
     "Тогда зачем вы сами так поступили?"
     "К  несчастью",  ответил   он,  "это  был  единственный  способ  помочь
Ишигуро."
     "Помочь Ишигуро?"
     "Да.  Все это я  сделал ради  Ишигуро, потому что  ему надо было спасти
свое лицо перед боссом. Ишигуро не являлся самым важным человеком в комнате.
Настоящим боссом, юяку, был один из японцев, толпящихся у лифта."
     "Я не заметил", сказал я
     "Это  распространенная практика: выдвигать  вперед  меньшего  человека,
тогда  как  босс  остается  сзади  и  может  спокойно  следить  за развитием
ситуации. Точно так, как я делал с тобой, кохай."
     "Босс Ишигуро все время наблюдал?"
     "Да.   А  Ишигуро  получил  четкий   приказ:  не  позволять  начинаться
расследованию.  Мне же нужно  было  расследование начать.  Но  мне надо было
сделать это таким образом,  чтобы он не выглядел некомпетентным.  Поэтому  я
сыграл  вышедшего  из себя гайджина. Теперь он  мне  обязан.  И это  хорошо,
потому что позднее мне может понадобиться его помощь."
     "Он  вам обязан?",  спросил я,  слегка встревожено. Эта идея у  меня  в
голове не укладывалась. Коннор  только что вопил  на Ишигуро -- основательно
унизив его, насколько я понимал.
     Коннор вздохнул. "Даже если ты не понимаешь, что произошло, поверь мне:
Ишигуро понимает  все  очень  хорошо. У него была проблема и  я помог ему ее
решить."
     Я  все еще не понимал по-настоящему  и начал было спрашивать, но Коннор
поднял  руку. "Думаю, нам  лучше взглянуть на сцену, пока Грэм и его команда
не перевернули все окончательно."


     ( Прошло почти два года с тех пор, как я работал в отделе детективов, и
я почувствовал,  как  приятно снова  столкнуться  с убийством. Вернулись все
воспоминания:  напряжение  ночи,  адреналиновая  тоска  от  плохого  кофе  в
бумажных стаканчиках,  все группы, работающие вокруг -- некая  разновидность
бешеной энергии, вертящейся  вокруг центра, где кто-то лежит мертвый.  Место
действия каждого убийства обладает той же энергией и той же окончательностью
в центре. Когда смотришь на мертвеца,  то видишь некую очевидность, но  в то
же  время --  невероятную  загадку. Даже в  простейшей  домашней ссоре,  где
женщина наконец решается  застрелить парня, смотришь  на  нее,  всю покрытую
шрамами и  сигаретными ожогами, и задаешься вопросом: почему именно сегодня?
Что такого особенного в сегодняшней ночи? Всегда понятно, на что смотришь, и
всегда имеется что-то, что следует добавить. Сразу и то, и то.
     На  месте убийства присутствует глубинное ощущение  правды  бытия, сути
существования,  до  вони блевотины и дефекации.  Обычно, кто-нибудь плачет и
приходится  к  этому  прислушиваться.  Прекращаются  обычные  дрязги:  лежит
мертвец, и  это неоспоримый  факт,  вроде валуна на дороге,  который  должны
объезжать  все  машины.  В  такой  мрачной и  реальной обстановке прорастает
настоящее  товарищество, потому  что  работаешь допоздна  с людьми,  которых
знаешь, знаешь  по-настоящему хорошо, потому  что видишь их все время. В  ЛА
случается по четыре убийства в день,  по одному через каждые  шесть часов. И
каждый детектив  на месте  преступления уже имеет по десять убийств, висящих
на нем, что превращает новое в невыносимое бремя, поэтому он и все остальные
надеются  раскрыть  его  на месте  и  убрать  камень  с дороги.  Именно  эта
целеустремленность, напряжение и энергия сплачивают всех вместе.
     А  после  того,  как  занимаешься  этим  несколько  лет,  то  к  такому
привыкаешь. И  к своему удивлению, войдя в  конференц-зал,  я  осознал,  что
тосковал по этой работе.
     Конференц-зал был весьма элегантен: черный  стол, черные кожаные кресла
с высокими спинками,  ночные огни небоскребов за стеклянными стенами. Внутри
комнаты тихо переговаривались техники, двигаясь вокруг тела мертвой девушки.
     Ее светлые волосы  были коротко подстрижены. Голубые глаза, полный рот.
Ей   можно  было  дать  около  двадцати   пяти  лет.  Высокая,  длинноногая,
атлетически сложенная. На ней было черное платье и чулки-паутинки.
     Грэм  глубоко погрузился в осмотр; он стоял в конце стола, косясь на ее
лакированные  туфли  с  высокими  каблуками,  ручка-фонарик  в  одной  руке,
записная книжка в другой.
     Помощник коронера  Келли  завязывал на руках  девушки  бумажные пакеты,
чтобы   защитить  их.  Коннор   остановил  его:   "Минуту".  Он  внимательно
разглядывал одну руку, исследовал запястье,  пристально  рассмотрел, что под
ногтями. Потом понюхал пальцы. Потом быстро их лизнул, один за другим.
     "Не трепыхайся",  лаконично  сказал Грэм. "Еще нет трупного окоченения,
нет детрита под ногтями, нет кожи или нитей ткани. Я бы сказал, здесь вообще
не много следов борьбы."
     Келли надел  пакет на  руку.  Коннор спросил его:  "Ты  установил время
смерти?"
     "Я работаю над  этим." Келли  приподнял ягодицы девушки, чтобы вставить
ректальную пробу.  "Дополнительные  термопары  уже  на  месте.  Через минуту
узнаем."
     Коннор тронул ткань черного платья,  проверил этикетку. Элен из команды
обработки места преступления с завистью сказала: "Это Ямамото."
     "Вижу", отозвался Коннор.
     "Что такое Ямамото?", спросил я.
     Элен  ответила:  "Очень  дорогой японский кутюрье. Эта маленькая черная
тряпочка  стоит по  меньшей мере  пять  тысяч долларов. Это если  она купила
подержанное. Новое, оно наверняка тысяч пятнадцать."
     "Его можно проследить?", спросил ее Коннор.
     "Наверное. Зависит от того, купила она его здесь, в Европе или в Токио.
Проверить займет пару суток."
     Коннор  сразу  потерял  интерес:  "Не  беспокойся.  Это  будет  слишком
поздно."
     Он достал  маленькую  фиброоптическую  ручку-фонарик  и  с  ее  помощью
осмотрел  волосы  и  скальп  девушки.  Потом быстро  заглянул в  каждое ухо,
изумленно пробормотав что-то над  правым ухом. Я посмотрел через его плечо и
увидел каплю засохшей крови на дырочке для  сережки.  Должно быть, я толкнул
Коннора, потому что он глянул на меня: "Извини, кохай."
     Я отступил: "Прошу прощения."
     Потом Коннор  понюхал губы девушки, быстро открыл и закрыл ее  челюсть,
потом осмотрел все во рту, светя своим  фонариком. Потом  повернул туда-сюда
голову,  заставив ее  посмотреть  на право  и  налево.  Некоторое  время  он
осторожно ощупывал ее шею, почти лаская ее своими пальцами.
     А  потом  очень  резко он  отступил  от  тела  и  сказал: "Олл  райт, я
закончил,"
     И вышел из конференц-зала.
     Грэм фыркнул: "Он никогда ничего не стоил на месте преступления."
     Я спросил: "Почему ты так говоришь? Я слышал, он -- классный детектив."
     "А-а,  черт!", сказал Грэм.  "Ты же видишь сам. Он  даже не знает,  что
надо делать. Не знает процедуру. Коннор --  не детектив. У Коннора -- связи.
Вот так он и  раскрыл  все  свои знаменитые дела. Помнишь  пальбу на медовом
месяце Аракава? Нет? Наверное, это было до тебя, Пити-сан. Келли, когда было
дело Аракава?"
     "Семьдесят шестой", ответил Келли.
     "Верно,  семьдесят шестой. Большой трахнутое дело того года. Господин и
госпожа Аракава, молодая пара, приехавшая  в Лос-Анджелес на медовый  месяц,
стояли  на обочине в  Восточном  округе, когда их застрелили  из проезжавшей
машины. Типично гангстерская разборка. К несчастью,  вскрытие показало,  что
госпожа  Аракава  была  беременна.  У  прессы  был  великий  день:  ДПЛА  не
справляется с гангстерским насилием, трехдюймовые заголовки. Письма и деньги
шли со всего города. Все горевали над  тем, что  случилось с молодоженами. И
конечно,  детективы,  назначенные  на дело,  не смогли  разгрести дерьмо. То
есть, это дело об убитых японцах, они уткнулись в никуда.
     Поэтому через неделю вызвали  Коннора. И он раскрыл дело за одни сутки.
Трахнутое  детективное  чудо.  То  есть,   когда   на  неделю  позже.
Физические улики давно  исчезли, тела  молодоженов  вернули  в  Осаку,  угол
улицы, где это случилось,  был  завален  кучами увядших  цветов. Но  Коннору
удалось показать, что юный господин Аракава на самом деле был в Осаке весьма
плохой  парень.  Он показал,  что гангстерская  перестрелка на углу улицы на
самом  деле была убийством  якудза,  заказанном  в Японии  и  выполненном  в
Америке. И он показал, что этот гнусный муж всего лишь невинный посторонний:
на самом деле целились в жену,  зная, что она беременна,  потому  что хотели
преподать урок ее отцу. Вот так Коннор вывернул все наизнанку. Милое дельце,
твое мать, а?"
     "И ты думаешь, он сделал все с помощью своих японских связей?"
     "Ты  сам ответил", сказал Грэм. "Насколько я  знаю, очень  скоро  после
этого он уехал в Японию на год."
     "Зачем?"
     "Я  слышал,  он  работал  в  службе безопасности  благодарной  японской
компании. Они о  нем позаботились, они  с  ним так рассчитались. Он выполнил
для них работу и  они ее  оплатили. Во всяком случае, я так считаю. На самом
деле, никто не знает. Но он --  не детектив. Твою мать, да только взгляни на
него теперь!"
     Выйдя  в атриум,  Коннор  с  мечтательным задумчивым  видом разглядывал
высокий потолок. Сначала он  посмотрел  в одном направлении, потом в другом.
Казалось,  он  пытается нащупать идею.  Вдруг он проворно  пошел  к  лифтам,
словно  собрался уходить. Потом  без предупреждения повернулся  на пятках  и
снова  направился  к  центру  помещения и там  остановился.  Потом он  начал
осматривать листья пальмовых деревьев, которые  в горшках  были рассыпаны по
залу.
     Грэм покачал  головой: "Что он,  садовник? Я  говорю тебе: он  странный
парень. Знаешь,  в Японию он  ездил  не  один раз.  Но  всегда  возвращался.
Никогда  не  прирабатывался.  Япония  похожа  на  женщину,   с  которой  ему
невозможно жить, но и без нее жить невозможно тоже, понимаешь? Я  сам на это
блядство  не  куплюсь.  Я люблю Америку.  По  крайней  мере  то, что  от нее
осталось."
     Он повернулся к команде ОМП, которые отошли от тела. "Эй, ребята, вы не
нашли мне трусики?"
     "Нет еще, Том."
     "Мы ищем, Том."
     Я спросил: "Какие трусики?"
     Грэм  поднял юбку  девушки.  "Твой друг  Джон  не позаботился завершить
осмотр, но по  мне  это  что-то  значит. Я бы сказал, что из вагины  сочится
семенная  жидкость, что  на  ней  нет  трусиков и что в  паху у  нее красная
полоска там,  где они жали. Внешние гениталии красные и набухшие. Совершенно
очевидно,  что перед тем,  как  она  была убита, у  нее  было насильственное
половое сношение. Поэтому я попросил ребят отыскать трусики."
     Один из команды ОМП сказал: "Может, они их вообще не носит?"
     Грэм ответил: "Она их носит, полный порядок."
     Я повернулся к Келли: "Как насчет наркотиков?"
     Он пожал  плечами: "Мы сделаем лабораторные анализы всех жидкостей.  Но
на глаз она выглядит чистой. Очень чистой." Я заметил, что сейчас Келли  был
явно встревожен.
     Грэм тоже  обратил на это внимание: "Ради бога, что  ты там собачишься,
Келли? Мы тебя вызвали с ночного свидания, что ли?"
     "Нет", буркнул  Келли,  "но сказать  по  правде,  я не только  не  вижу
никаких  следов борьбы или наркотиков --  я не  нахожу никаких свидетельств,
что она вообще была убита."
     Грэм сказал: "Никаких свидетельств убийства? Ты шутишь?"
     Келли сказал: "У девушки синяки на шее, которые позволяют предположить,
что у нее  синдром  сексуального  рабства. Под гримом  у нее  знаки,  что ее
неоднократно связывали раньше."
     "И что?"
     "Ну, технически возможно, что она не была убита. Возможно, она внезапно
умерла по естественной причине."
     "О, боже! Продолжай."
     "Весьма вероятно, что перед нами случай, который мы называем смертью от
торможения. Мгновенная физиологическая смерть."
     "И что это значит?"
     Он пожал плечами. "Человек просто умирает."
     "Вообще без всяких причин?"
     "Ну, не  совсем. Обычно имеются  незначительные травмы в области сердца
или  нервные нарушения.  Но этих травм недостаточно, чтобы вызвать смерть. У
меня был случай, когда десятилетнему мальчику  в грудь попал бейсбольный мяч
-- не очень сильно -- и он упал замертво на школьном дворе. А ближе двадцати
ярдов  от   него  никого  не  было.  В  другом   случае  женщина  попала   в
незначительную автоаварию, ударилась грудью  о баранку,  не очень  сильно, и
открыв дверцу,  чтобы выйти, упала мертвой. Кажется, такое  случается, когда
имеется ранение шеи или груди, что может вызвать раздражение нервов, ведущих
к  сердцу.  Вот так,  Том. Технически  внезапная  смерть  является  реальной
возможностью. А так как заниматься сексом не уголовное  преступление, то это
не убийство."
     Грэм воззрился на него:  "Значит,  ты  утверждаешь, что, может быть, ее
никто не убивал?"
     Келли  пожал плечами. Он подобрал  свою папку. "Я этого не отвергаю.  Я
ставлю  смерть  от  асфиксии  как  вторую  возможную  причину  смерти  после
задушения руками. Потому что есть шансы  того, что ее задушили. Но ты должен
пометить  в уголке  сознания,  что  может  быть  и  нет. Может,  она  просто
отключилась."
     "Прекрасно",  сказал  Грэм.  "Мы  это  запишем.  Под рубрикой  фантазии
медэксперта. И еще, может кто-нибудь из вас, ребята, установил ее личность?"
     Группа ОМП, продолжая обыскивать помещение, забормотала, что нет.
     Келли  сказал:  "Кажется,  я  получил время  смерти." Он  посмотрел  на
термометр  и  поискал  в таблице. "Внутренняя  температура: девяносто  шесть
точка  девять  по  Фаренгейту.  При  окружающей  комнатной  температуре  это
примерно три часа после смерти."
     "Три часа?  Великолепно. Слушай, Келли,  мы уже  знаем, что она  умерла
когда-то сегодня вечером."
     "Это лучшее, что я могу сказать." Келли  покачал головой. "К несчастью,
кривые остывания не слишком различаются для времени менее трех часов. Я могу
только сказать, что смерть  наступила в пределах этих трех часов.  Но у меня
впечатление,  что  девушка  мертва  достаточно долго.  Откровенно говоря,  я
думаю, что время очень близко к трем часам."
     Грэм повернулся к команде ОМП: "Кто-нибудь уже нашел трусики?"
     "Пока нет, лейтенант."
     Грэм оглядел комнату и сказал: "Нет сумочки, нет трусиков."
     Я спросил: "Думаешь, здесь кто-то почистил?"
     "Не знаю", сказал он. "Но разве девушка, которая идет на прием в платье
за  тридцать  тысяч  долларов, обычно не  носит  сумочку?" Тут Грэм взглянул
через мое плечо и  улыбнулся: "Внимание,  Пити-сан! На  тебя смотрит одна из
твоих поклонниц."



     Ко мне  широко  шагала  Элен  Ферми,  пресс-секретарь мэра.  Ферми было
тридцать пять,  светлые волосы  коротко  подстрижены и, как всегда, прическа
превосходна. В молодости она была добытчиком  новостей,  но  уже  много  лет
работала  в офисе мэра.  Элен  Ферми  была  умна,  легка  на ногу и обладала
великолепным  телом,  которое,   насколько  известно,  оставляла  лишь   для
собственного использования.
     Она мне нравилась достаточно, чтобы сделать ей пару одолжений,  когда я
работал в пресс-бюро ДПЛА. Так  как мэр и шеф полиции ненавидели друг друга,
то запросы из офиса мэра иногда передавались от  Элен мне и я их улаживал. В
основном  мелочи: задержать публикацию  отчета до уикэнда, чтобы он  вышел в
субботу. Или заявить, что обвинение в  каком-то деле еще не  выдвинуто, хотя
оно уже было выдвинуто. Я делал это потому, что Фарли была прямым человеком,
который открыто говорит все,  что думает. И похоже, сейчас  она  тоже хотела
сказать все, что думает.
     "Слушай,  Пит", сказала она. "Я не  знаю, что  здесь происходит, но мэр
услышал несколько весьма сильных жалоб господина Ишигуро..."
     "Могу представить..."
     "И  мэр попросил  напомнить,  что у  официальных лиц  города нет причин
проявлять грубость к иностранцам."
     Грэм   громко  сказал:  "Особенно   когда  они  делают  такие   большие
пожертвования на предвыборную компанию."
     "Иностранцы не могут жертвовать на американские политические компании",
сказала  Фарли. "Вы это  знаете." Она понизила  голос. "Здесь чувствительный
случай,  Пит. Я хочу, чтобы ты проявлял осмотрительность.  Ты знаешь, японцы
особенно чувствительны, как к ним относятся в Америке."
     "Окей, хорошо."
     Она  взглянула  сквозь стеклянные стены конференц-зала  в  атриум: "Это
Джон Коннор?"
     "Да."
     "Я думала, он в отставке. Что он здесь делает?"
     "Помогает мне в этом деле."
     Фарли нахмурилась. "Знаешь,  у японцев к нему смешанные  чувства. И для
этого есть  основания.  Потому  что  тот,  кто любил  Японию и впал в другую
крайность, становится ..."
     "Коннор не ..."
     "Ишигуро жалуется на грубость."
     "Ишигуро  пытался указывать нам, что  делать",  сказал я.  "А у нас тут
убитая девушка, и похоже об этом все забыли..."
     "Не  надо,  Пит", сказала она, "никто  не  пытался указывать  вам,  как
делать  вашу  работу.  Я  хочу только  сказать, что  тебе стоит  принять  во
внимание специальный ха..."
     Она запнулась.
     Она увидела тело.
     "Элен", спросил я, "ты ее знаешь?"
     "Нет." Она отвернулась.
     "Ты уверена?"
     Я видел, что она испугалась.
     Грэм спросил: "Вы видели ее раньше внизу?"
     "Нет...  может  быть...   наверное...   Слушайте,  приятели,  мне  пора
возвращаться."
     "Элен, продолжай."
     "Я не знаю,  кто она, Пит. Иначе сказала бы тебе, ты же  знаешь. Просто
будь с японцами посердечнее. Это все, что мэр сказал  мне  передать.  Теперь
мне пора идти."
     Она поспешила к лифтам. Я смотрел вслед, чувствуя беспокойство.
     Грэм подошел и встал рядом. "Великолепная задница", сказал он. "Но  она
больше тебе не ровня, приятель. Даже тебе."
     Я спросил: "Что ты имеешь в виду, говоря "даже"?"
     "Все знают, что у тебя была связь с Фарли."
     "О чем ты говоришь?"
     Грэм толкнул меня в плечо: "Давай,  колись. Ты теперь развелся. Никто и
не пернет."
     Я сказал: "Это неправда, Том."
     "Ты можешь делать, что хочешь. Видный парень, вроде тебя..."
     "Говорю тебе, это неправда."
     "Окей, хорошо." Он поднял руки. "Я ошибся."
     Я смотрел, как Фарли  на  другом конце атриума нырнула под  ленту.  Она
нажала кнопку лифта  и ждала  его прихода, нетерпеливо переминаясь с ноги на
ногу.
     Я спросил: "Ты действительно думаешь, что она знает, кто эта девушка?"
     "Да, чтоб  я сдох", сказал Том.  "Ты ведь знаешь, почему  ее любит мэр.
Потому что она стоит рядом и шепчет ему в ухо все имена.  Людей, которых она
не  видела  годами.  Мужей, жен, детей,  всех.  Фарли точно знает,  кто  эта
девушка."
     "Тогда почему она нам не сказала?"
     "Твою  мать",  сказал  Грэм.  "Наверное,  это  важно  для кого-то.  Она
вылетела пулей, правда?  Говорю тебе, нам лучше бы побыстрее узнать, кто эта
мертвая деваха. Дерьмово, если я окажусь последним в городе, кто ее узнает."
     Коннор помахал нам через всю комнату.
     "Чего он теперь хочет?", спросил Грэм. "Так размахался. Чего это у него
в руке?"
     "Похоже на сумочку", ответил я.



     "Черил Линн Остин", прочитал  Коннор. "Родилась в Мидленде, штат Техас,
училась в  Техасском государственном. Двадцать три  года.  Имеет  квартиру в
Вествуде, но  здесь живет еще  недостаточно долго, чтобы  сменить  техасские
водительские права."
     Содержимое сумочки вывалили на стол. Мы двигали предметы авторучками.
     "Где  вы  нашли  сумочку?",  спросил  я. Она  была  маленькая,  темная,
застежка кнопочкой с жемчужной вставкой.  Сумочка в  стиле сороковых  годов.
Дорогая.
     "В  кадке  с  пальмой   рядом  с  конференц-залом."  Коннор  расстегнул
крошечное  отделение.  На стол  выпала тугая  пачка хрустящих  стодолларовых
бумажек. "Очень мило. О мисс Остин хорошо заботились."
     Я спросил: "Ключи от машины есть?"
     "Нет."
     "Значит она с кем-то приехала."
     "И,  очевидно,  намеревалась  с  кем-то  уехать.  Таксисты   не  меняют
стодолларовых банкнот."
     Лежала также золотая  пластиковая  карточка  Америкэн Экспресс.  Губная
помада и компакт-пудра.  Пачка  ментоловых  сигарет "Милд Севен" -- японская
новинка.  Карточка ночного клуба "Даймацу" в Токио. Четыре маленькие голубые
таблетки, вероятно, те самые.
     Пользуясь  авторучкой,  Коннор  перевернул  дорогую  сумочку.  На  стол
посыпались небольшие зеленые комочки. "Знаете, что это?"
     "Нет", ответил я. Грэм посмотрел через увеличительное стекло.
     Коннор сказал: "Арахис, завернутый в васаби."
     Васаби -- это  зеленый хрен, который подают в японских ресторанах. Я не
слыхал об арахисе, завернутом в васаби.
     "Я и не знал, что их продают вне Японии."
     Грэм  проворчал:  "А я их видел  много раз. Так  что ты теперь думаешь,
Джон? Захочет Ишигуро добыть свидетелей, о которых ты просил?"
     "Слишком скоро я их не жду", ответил Коннор.
     "Ты  прав,  мать-перемать",  сказал Грэм. "Мы не  увидим  свидетелей до
послезавтра,  пока адвокаты  в  точности не  объяснят им,  что говорить." Он
шагнул от стола. "Ты же понимаешь, почему они тормозят нас. Эту девушку убил
японец. Вот с чем мы имеем дело."
     "Возможно", сказал Коннор.
     "Ну-ну,  приятель. Более чем возможно. Это их здание. А девушка как раз
того типа, на  которых они клюют.  Красивая американская розочка с  длинными
стеблями.   Ты   же  знаешь,   как   эти   коротышки   хотят   трахаться   с
волейболистками."
     Коннор пожал плечами: "Возможно."
     "Давай-давай", сказал Грэм. "Ты ведь знаешь,  что  эти  парни на родине
весь  день  жрут  дерьмо. Давятся  в метро, трудятся в громадных  компаниях.
Невозможно  высказать, что они думают. Потом они  приезжают  сюда, далеко от
родимой  сдержанности, и вдруг оказывается,  что  они  богаты  и свободны. И
могут делать все, что захотят. И кто-то из них немножко сбрендил. Скажи мне,
что я не прав."
     Коннор долго смотрел на Грэма. Наконец он сказал: "Значит ты видишь это
так,  Том, что японец-киллер  решил  успокоить эту девушку  на большом столе
конференц-зала Накамото?"
     "Точно."
     "Как символический акт?"
     Грэм  пожал  плечами:  "Бог  мой,  кто  знает?  Мы  тут  не  толкуем  о
нормальности.  Но  я  скажу  тебе  одну вещь. Я  хочу заполучить долботряса,
который это сделал, даже если это станет моим последним достижением."


     (  Лифт  быстро  опускался. Коннор  прислонился к  стеклу. "Есть  много
причин,  чтобы не  любить  японцев",  сказал  он, "но Грэм  о  них  даже  не
подозревает." Он вздохнул. "Ты знаешь, что они говорят о нас?"
     "Что?"
     "Говорят, что американцы слишком поспешно создают теории.  Говорят, что
мы тратим чересчур мало времени на созерцание мира и потому не знаем, каковы
вещи на самом деле."
     "Это идея Дзен."
     "Нет",   засмеялся   он.   "Это   просто   наблюдение.  Спроси   любого
японца-продавца  компьютеров, что он думает о своих американских коллегах, и
он  тебе  скажет именно  это. Все, кто  в  Японии имеют дела с американцами,
думают  так.  И  когда  посмотришь на Грэма, то понимаешь, что  они правы. У
Грэма не истинного знания, нет опыта, полученного из первых  рук.  Он просто
скопище предрассудков и фантазий прессы. Он ничего  на знает о японцах и ему
никогда не приходило в голову попытаться узнать."
     Я сказал: "Так вы думаете, он не прав? Что девушку убил не японец?"
     "Я не утверждал этого, кохай", ответил  Коннор. "Очень может быть,  что
Грэм прав. Но в данный момент..."
     Двери  открылись и мы увидели  зал  приема, услышали  оркестр, играющий
"Серенаду лунного света". В лифт  вошли две  удаляющиеся с приема  пары. Они
казались похожими на агентов по  продаже недвижимости: мужчины с серебристой
сединой и уверенной осанкой, женщины хорошенькие  и слегка прилипчивые. Одна
женщина сказала: "Она меньше, чем я думала."
     "Да, крошечная. А этот... это был ее бойфренд?"
     "Наверное. Тот, что был с ней на видео?"
     "Мне кажется, это он."
     Один мужчина произнес: "Думаете, она надула буфера?"
     "Как все."
     Другая женщина хихикнула: "Кроме меня, конечно."
     "Верно, Кристина."
     "Но я подумываю об этом. Ты видела Эмили?"
     "О-о, она сделала свои такими громадными."
     "Ну, начало положила Джейн, вини ее. Теперь все хотят их большими."
     Мужчины повернулись и посмотрели в стекло. "Чертовски красивое здание",
сказал  один. "Оформление фантастическое. Должно быть, обошлось в состояние.
Ты сейчас много работаешь с японцами, Рон?"
     "Примерно  двадцать  процентов", отозвался другой. "Чуть меньше,  чем в
прошлом году. Мне пришлось научиться  гольфу,  потому что они  всегда  хотят
играть в гольф."
     "Двадцать процентов твоего бизнеса?"
     "Ага. Теперь они скупают округ Ориндж."
     "Да-да, они уже окружили Лос-Анджелес", смеясь, сказала одна из женщин.
     "Ну, что-то около. Вон их здание Арко", сказал один, указывая в стекло.
"Кажется,  сейчас  у  них в кармане  семьдесят --  семьдесят пять  процентов
даунтауна Лос-Анджелеса."
     "И еще больше на Гаваях."
     "Черт  побери, да  они  просто владеют Гаваями --  девяносто  процентов
Гонолулу  и  все сто  процентов  побережья  Кона.  Строят  гольф-клубы,  как
бешеные."
     Одна из женщин  сказала: "Этот прием будет завтра по TV? Там было полно
камер."
     "Напомни, чтобы не пропустить."
     Лифт сказал: "Мосугу-де годзаймасу."
     Мы прибыли на гаражный  этаж  и люди вышли.  Коннор посмотрел  вслед  и
покачал  головой. "Ни  в какой другой стране мира", сказал он, "не услышишь,
как спокойно обсуждают то, что их города и штаты продаются иностранцам."
     "Обсуждают?", спросил я. "Это те, кто продает."
     "Да, американцы  просто  рвутся  продавать.  Это удивляет  японцев. Они
думают, что мы совершаем экономическое самоубийство. И они, конечно, правы."
Продолжая говорить, Коннор нажал кнопку на панели лифта  с надписью: "Нажать
в критической ситуации."
     Прозвучал мягкий звонок.
     Коннор поднял голову  к видеокамере, вмонтированной в углу на потолке и
приветственно  помахал  рукой.  Голос в  интеркоме произнес: "Могу ли чем-то
помочь?"
     "Да", ответил Коннор. "Я говорю со службой безопасности здания?"
     "Верно, сэр. Что-нибудь не так с лифтом?"
     "Где вы располагаетесь?"
     "Мы на первом этаже в юго-восточном углу за лифтами."
     "Благодарю вас", сказал Коннор и нажал кнопку первого этажа.


     (  Офис  службы  безопасности  Башни  Накамото  находился  в  небольшой
комнате, всего пять  метров на  восемь. В  ней  доминировали  три  громадные
плоские  видео-панели,  каждая  разделенная на  десятки меньших  экранов.  В
данный  момент большинство из них были просто  черными  прямоугольниками. Но
один  ряд показывал картинки вестибюля  и гаража, на другом был виден идущий
прием. Третий ряд показывал команды полицейских на сорок шестом этаже.
     Дежурил охранник Джером  Филипс, черный,  лет  сорока пяти. Серая форма
службы  безопасности Накамото была влажной у воротничка и темной от пота под
мышками.  Когда мы  вошли,  он попросил  оставить  двери открытыми. Он  явно
забеспокоился, увидев нас у себя. Я  почувствовал, что  он  что-то скрывает,
однако Коннор  отнесся  к  нему  по-дружески.  Мы  показали  свои  значки  и
обменялись  рукопожатиями. Коннор  удачно  высказался, что все  мы, дескать,
профессионалы  службы  безопасности и встретились, чтобы  немного  поболтать
друг с другом. "Должно быть, беспокойное местечко, мистер Филипс?"
     "Ну, да, конечно. Прием и все остальное."
     "И толпа в этой комнатенке."
     Он вытер пот со лба. "Тут вы, ребята, правы. Набились все -- Иезус!"
     Я спросил: "Кто все?"
     Коннор взглянул на меня и сказал: "После того как японцы покинули сорок
шестой этаж,  они  спустились сюда и наблюдали  за нами  на  мониторах.  Это
правда, мистер Филипс?"
     Филипс кивнул. "Не все, но довольно многие. Толпятся здесь внизу, курят
свои проклятые сигареты, глазеют, пыхтят и передают факсы."
     "Факсы?"
     "О-о, да,  через каждую  минуту кто-нибудь приносит очередной факс. Ну,
знаете, написанный  по-японски.  Передают его по  кругу  и переговариваются.
Потом  один  уходит,  чтобы отправить факс  обратно.  А  остальные  стоят  и
смотрят, как вы, ребята, крутитесь там на этаже."
     Коннор спросил: "И слушают тоже?"
     Филипс покачал головой: "Нет. У нас нет звукового входа."
     "Я удивлен", сказал Коннор. "Оборудование кажется таким современным."
     "Современным? Черт побери, да оно самое  передовое в  мире! Это тот еще
народ,  скажу  я  вам.  Они   все  делают  правильно.  У  них  самая  лучшая
противопожарная система. Самая лучшая  защита  от землетрясений. И  конечно,
самая  лучшая  электронная   система  безопасности:  лучшие  камеры,  лучшие
детекторы, все самое лучшее."
     "Я это вижу", сказал Коннор, "поэтому и удивлен, что у них нет звука."
     "Нет.  Звука  нет.  Сделали  только   видео  высокого  разрешения.   Не
спрашивайте  меня,  почему.  Что-то  там с камерами  и  как  они  подвешены,
насколько я знаю."
     На плоских панелях я смотрел на пять разных видов  сорок шестого этажа,
как их  видят  различные  камеры. По-видимому,  японцы установили  камеры по
всему этажу. Я вспомнил,  как Коннор расхаживал  по  атриуму, уставившись на
потолок. Должно быть, тогда он выслеживал камеры.
     Сейчас  я  видел  Грэма  в  конференц-зале,  управляющего  полицейскими
командами.  Он курил сигарету,  что  совершенно  против правил поведения  на
месте преступления. Я  увидел, как Элен потянулась  и зевнула.  Кроме  того,
Келли  готовился переложить тело  девушки со стола на  тележку  и застегнуть
мешок, и он...
     И тут меня ударило.

     Пять разных камер.
     Покрывающих каждый закоулок этажа.
     Я сказал: "О, бог мой", и повернулся в большом возбуждении. Я уже хотел
что-то сказать, как  Коннор лучезарно  улыбнулся  мне и положил мне руку  на
плечо. И стиснул -- сильно.
     "Лейтенант", сказал он.
     Боль была невероятной. Я пытался не поморщиться. "Да, капитан?"
     "Не будете возражать, если я задам мистеру Филипсу один-два вопроса?"
     "Нет, капитан. Приступайте."
     "Наверное, вы запишете ответы?"
     "Хорошая мысль, капитан."
     Он отпустил мое плечо. Я достал блокнот.
     Коннор присел на краешек стола  и спросил: "Вы долго работаете в службе
безопасности Накамото, мистер Филипс?"
     "Долго, сэр. Уже около шести лет.  Я начал на их  заводе Ла-Авра, потом
повредил  ногу  --  автомобильная авария  --  не  мог хорошо  ходить,  и они
перевели меня в безопасность. На заводе. Потому что я не мог бы ходить возле
конвейера, понимаете? Потом, когда они открыли завод Торранс, меня  перевели
туда. Жена тоже получила работу на Торрансе. Там делают  запчасти к Тойотам.
Потом, когда открылось это здание, перевели меня сюда, на ночную работу."
     "Понятно. Уже шесть лет."
     "Да, сэр."
     "Вам, наверное, нравится."
     "Ну,  скажу,  работа  надежная. В  Америке  это  что-то. Я знаю, они не
слишком хорошо  думают  о черных,  но ко мне они всегда относились  окей. И,
черт,  перед  этим  я  работал  на Дженерал Моторс  в  Ван-Найсе,  а  там...
понимаете, там черт-те что."
     "Да, уж", сочувственно произнес Коннор.
     "Такое место", сказал Филипс, качая головой при воспоминании.  "Боже ты
мой. Идиоты из управления,  которых вечно  нам присылали.  Трудно  поверить.
Сопляки-бакалавры  из Детройта, сосунки,  не знают  ни  черта. Не знают, как
работает  конвейер.  Не  отличают  инструмента от  краски. И  еще  командуют
мастерами. Все получают по двести тысяч трахнутых долларов в год и  не знают
ни  хрена. И все  вокруг работает неправильно. Все  машины  --  просто  кучи
дерьма. А здесь", сказал он, постучав по стойке, "здесь если у меня проблема
или что-то не работает, я просто говорю кому надо. И они сразу спускаются. И
знают всю  систему -- как она работает. Мы глядим  на проблему вместе и  она
решается. Прямо сразу.  Здесь все проблемы решаются.  В этом разница. Говорю
вам -- они на все обращают внимание."
     "Поэтому вам здесь нравится."
     "Ко мне всегда относились окей", кивнув, сказал Филипс.
     Его словам я не слишком поверил. Меня не оставляло ощущение, что парень
не  слишком  предан своим  нанимателям и несколько правильных вопросов могут
обнаружить трещину. Все что надо сделать -- поощрить разлом.
     "Верность -- штука важная", сказал Коннор, сочувственно кивая.
     "Для  них,  да", сказал  черный.  "Они  ждут, что  к  компании  станешь
относиться с  полным энтузиазмом. Поэтому, понимаете, я всегда прихожу минут
на  пятнадцать-двадцать  раньше  и  остаюсь на  столько  же после  смены. Им
нравится,  когда  тратишь  дополнительное  время.  То  же  самое  я делал  в
Ван-Найсе, но всем было наплевать."
     "А когда ваша смена?"
     "С девяти до семи."
     "А сегодня? В какое время вы заступили на службу?"
     "Без  четверти девять.  Я уже сказал, что прихожу на  пятнадцать  минут
раньше."
     Первое  сообщение поступило  в восемь тридцать. Поэтому,  если охранник
пришел без четверти девять, он  появился по крайней мере на пятнадцать минут
позже убийства. "Кто был на службе до вас?"
     "Ну, обычно  до меня работает  Тед  Коул. Но я не  знаю, работал  ли он
вчера до конца смены."
     "Как так?"
     Охранник вытер лоб рукавом и смотрел в сторону.
     "Почему так, мистер Филипс?", спросил я с чуть большей силой.
     Охранник мигал и хмурился, ничего не говоря.
     Коннор тихо сказал: "Потому что  Теда Коула не было здесь, когда мистер
Филипс пришел вечером, не так ли?"
     Охранник кивнул: "Да, его не было."
     Я  начал было  задавать вопрос,  но Коннор  поднял руку.  "Представляю,
мистер Филипс, вы, должно быть,  сильно удивились, когда вошли в эту комнату
без четверти девять?"
     "Вы чертовски правы", ответил Филипс.
     "Что вы сделали, когда увидели ситуацию?"
     "Так. Прямо сразу я спросил этого парня:  "Могу  я чем-нибудь  помочь?"
Очень вежливо, но  все же  твердо. Я хочу сказать, что  это все-таки комната
службы безопасности. А я даже не знал, кто этот парень. Никогда не видел его
прежде. И мужик был в напряжении. В  большом напряжении.  Он  прошипел  мне:
"Прочь с  дороги." Совсем крутой, словно  владеет миром. Пихнул меня и понес
свой чемоданчик.
     Я  сказал:  "Простите, сэр, мне  надо взглянуть на ваши документы."  Он
даже не ответил, просто попер дальше. Через вестибюль и вниз по ступенькам."
     "Вы не пытались его остановить?"
     "Нет, сэр, не пытался."
     "Потому что он был японец?"
     "Вы  поняли  правильно.   Но  я  позвонил  наверх  в  центральный  офис
безопасности  -- он  на девятом этаже -- сказать, что  обнаружил человека  в
комнате. А они отвечают: "Не волнуйтесь, все в порядке." Но я-то чувствовал,
что они  тоже в напряжении. Все в напряжении. А потом  увидел на мониторе...
мертвая девушка. Тогда-то я и понял из-за чего весь переполох."
     Коннор сказал: "Человек, которого вы видели -- можете описать его?"
     Охранник пожал плечами.  "Ему тридцать,  тридцать пять. Среднего роста.
Темно-голубой  костюм, как у всех.  Вообще-то, он голенастее  большинства из
них. Такой галстук  с треугольниками. Да, на руке шрам, похожий на  ожог или
что-то вроде этого."
     "На какой руке?"
     "На левой. Заметил, когда он закрывал портфель."
     "Заметили, что в портфеле?"
     "Нет."
     "Но он закрыл его, когда вы вошли в комнату?"
     "Да."
     "Создалось впечатление, что он что-нибудь вынес отсюда?"
     "Вообще-то, не могу точно сказать, сэр."
     Уклончивость  Филипса  начала  раздражать  меня.  Я  спросил:  "Как  вы
думаете, что он взял?"
     Коннор стрельнул в меня взглядом.
     Охранник вежливо повторил: "Я действительно не знаю, сэр."
     Коннор  сказал:  "Конечно,  вы  не знаете.  Как вы  могли  узнать,  что
находилось  в  чужом  портфеле?  Кстати, вы  здесь  делаете  записи с  камер
безопасности?"
     "Да, делаем."
     "Можете показать мне, как вы это делаете?"
     "Конечно." Охранник вышел из-за  стола и  открыл дверь в  дальнем конце
комнаты. Мы прошли за ним во вторую комнату поменьше, почти чулан, с пола до
потолка заставленный небольшими металлическими ящиками, каждый с трафаретной
надписью японской графикой канджи и арабскими цифрами. На каждом  ящике тлел
красный огонек, светились зеленые цифры счетчика и они бежали вперед.
     Филипс  сказал: "Это наши  рекордеры.  Они  записывают  сигналы со всех
камер  здания. Восьмимиллиметровое  видео  высокого разрешения."  Он  поднял
небольшую кассету, похожую на обычную аудиокассету. "На каждой -- по  восемь
часов записи. Мы меняем их в девять вечера, это первое, что я делаю, приходя
на службу. Вытаскиваю старые и переключаюсь на свежие."
     "И вы поменяли кассеты вечером в девять часов?"
     "Да, сэр. В точности, как всегда."
     "А что вы сделали с извлеченными лентами?"
     "Положил  вон на ту  полку", ответил  он, указывая на несколько длинных
узких  шкафов. "Мы храним  записи с камер семьдесят два часа. То  есть  трое
суток.  Поэтому  держим  всего  девять  комплектов  лент.  Мы  просто меняем
комплекты по кругу, один раз в три дня. Поняли?"
     Коннор поколебался  с ответом.  "Наверное, мне это  лучше записать." Он
вынул небольшой  блокнот и ручку.  "Значит,  каждая кассета  крутится восемь
часов, поэтому у вас девять наборов..."
     "Правильно, правильно."
     Коннор начал  записывать,  потом раздраженно  потряс ручку.  "Проклятая
штука. Паста кончилась. У вас есть мусорщица?"
     Филипс указал в угол: "Вон там."
     "Благодарю."
     Коннор  выбросил  ручку.  Я  дал  ему свою. Он возобновил  запись.  "Вы
говорите, мистер Филипс, что у вас девять наборов..."
     "Верно. Каждый комплект маркирован буквами от А до I. Когда я прихожу в
девять,  то  вытаскиваю  ленты,  смотрю,  какая  на них  буква,  и  вставляю
следующую по порядку. И сегодня я вытащил набор С, поэтому вставил набор  D,
который сейчас и пишется."
     "Понятно", сказал Коннор. "А потом вы положили ленты набора С в один из
этих шкафов?"
     "Правильно." Он открыл шкаф. "Вот сюда."
     Коннор спросил: "Можно?" Он  осмотрел аккуратно надписанный ряд кассет.
Потом он  быстро  открыл  другие шкафы и осмотрел другие ряды кассет.  Кроме
различающихся букв, все шкафы выглядели одинаково.
     "Кажется,  теперь  я  понимаю",  сказал   Коннор.  "На  само  деле,  вы
используете девять наборов по кругу."
     "Точно."
     "Поэтому каждый набор записывается раз в трое суток."
     "Правильно."
     "А как долго служба безопасности применяет такую систему?"
     "Здание новое, мы крутим, ну, наверное, уже пару месяцев."
     "Должен   признать,   это   очень   хорошо   организованная   система",
одобрительно сказал Коннор.  "Благодарю  за объяснение.  У меня осталась еще
всего пара вопросов."
     "Конечно."
     "Прежде  всего,  эти  счетчики...", сказал Коннор, указывая на  дисплеи
видео-рекордеров. "Кажется, они показывают время, прошедшее с момента начала
записи на ленту. Это верно? Так как сейчас почти одиннадцать, а вы поставили
ленты в  девять,  то  счетчик на  верхнем  рекордере показывает 1:55:30,  на
следующем 1:55:10, и так далее."
     "Да, все правильно.  Я вставлял ленты  одну за другой. Промежуток между
лентами составляет несколько секунд."
     "Понятно. Все  эти рекордеры  показывают почти два часа.  Но я заметил,
что один рекордер, вон там, показывает, что затрачено только тридцать минут.
Значит, он неисправен?"
     "Э-э", нахмурился Филипс. "Ну,  наверное. Потому что я менял ленты одну
за  другой,  как сказал.  Но эти рекордеры  сделаны по новейшей  технологии.
Иногда случаются сбои. Или у нас проблемы с питанием. Может, поэтому."
     "Да.  Весьма возможно", согласился  Коннор.  "Вы  сможете  сказать мне,
какая камера подключена к этому рекордеру?"
     "Да, конечно."  Филипс посмотрел на номер рекордера  и прошел в главную
комнату с  экранами мониторов. "Камера сорок шесть дробь шесть",  сказал он.
"Она выдает картинку сюда", постучал он по экрану.
     Это была  камера  в атриуме и  она показывала  общий вид  сорок шестого
этажа.
     "Видите", сказал Филипс, "прелесть системы в  том,  что даже если  один
рекордер  сдохнет,  на  этаже  остаются другие  камеры  и видео-рекордеры на
оставшихся камерах будут работать окей."
     "Да, будут", согласился Коннор. "Кстати,  вы  сможете объяснить, почему
так много камер на сорок шестом этаже?"
     "От меня объяснения вы не услышите", сказал Филипс. "Знаете же, как они
любят эффективность. Они говорят, что хотят кайдзен работников офиса."
     "Значит, камеры  установлены в основном, чтобы наблюдать за работниками
в течении дня и помочь им улучшить свою эффективность?"
     "Так я слышал."
     "Что ж, думаю, так оно и есть", сказал Коннор. "О,  еще  один вопрос. У
вас есть адрес Теда Коула?"
     Филипс покачал головой: "Нет, нету."
     "Вы  когда-нибудь  встречались с  ним не  здесь?  Вообще, хорошо с  ним
знакомы?"
     "Бывало, но не часто. Он странный парень."
     "Были когда-нибудь у него дома?"
     "Нет. Он слегка скрытный.  Думаю, он живет  с матерью или что-то в этом
роде.  Обычно  мы шли в тот  бар, в  "Паломино", возле  аэропорта.  Ему  там
нравилось."
     Коннор кивнул. "И последний вопрос: где ближайший платный телефон?"
     "В вестибюль и направо к туалетам. Но можете позвонить и отсюда."
     Коннор  тепло пожал руку охранника.  "Мистер Филипс, я  ценю, что вы не
пожалели время на разговор с нами."
     "Ноу проблем."
     Я дал охраннику  свою карточку. "Если потом  вспомните еще  что-нибудь,
что может помочь нам, то не  раздумывая звоните мне, мистер  Филипс."  И  мы
ушли.


     ( Коннор стоял у платного телефона в вестибюле.  Это была одна из новых
будок, у которых две трубки, по одной на каждой  стороне,  позволяющая двоим
говорить по одной линии одновременно. В Токио такие будки поставили давно, а
теперь  они  начали  появляться  по всему  Лос-Анджелесу.  Конечно, компания
"Пасифик  Белл"   больше   не   является  главным  провайдером  американских
общественных  платных телефонов. Японские производители  проникли и на  этот
рынок. Я смотрел, как Коннор записывает телефонный номер в свой блокнот.
     "Что вы делаете?"
     "Сегодня нам  надо ответить на два разных  вопроса. Один -- как девушка
пришла на офисный этаж, чтобы оказаться там убитой. И  нам надо также найти,
кто сделал первоначальный звонок и сообщил нам об убийстве."
     "И вы думаете, что звонок мог быть сделан с этого телефона?"
     "Возможно."
     Он закрыл блокнот и посмотрел на часы. "Уже поздно. Нам лучше идти."
     "Я думаю, мы совершаем большую ошибку."
     "Почему?", спросил Коннор.
     "Не знаю,  должны ли мы  оставить  ленты в комнате службы безопасности.
Что если кто-нибудь переключит их, раз мы ушли?"
     "Их уже переключили", сказал Коннор.
     "Откуда вы знаете?"
     "Чтобы  это обнаружить, я  расстался с прекрасной новой ручкой", сказал
он. "А теперь, пошли." Он зашагал к лестнице, ведущей в гараж. Я  последовал
за ним.
     "Понимаешь",  сказал Коннор,  "когда Филипс начал объяснять эту простую
систему ротации, мне немедленно  стало ясно, что их, возможно,  переключили.
Вопрос в том, как это доказать."
     Его  голос  эхом  отдавался  в  бетонном  пролете.   Коннор  спускался,
перешагивая через две ступеньки. Я заторопился вслед.
     Коннор сказал: "Если кто-то переключил ленты, то как они это проделали?
Они должны были работать  второпях,  под  давлением.  Они боялись  совершить
ошибку.  Они,  конечно, не  хотели  оставлять  ни  одной  обвиняющей  ленты.
Поэтому, вероятно, они переключили весь набор  и  заменили  его. Но заменили
чем?  Они  не могли  просто вставить следующий набор,  потому что  там всего
девять наборов  лент  и  любому легко  заметить, что  один  набор исчез и их
осталось восемь.  Тогда один  шкаф очевидно был бы пустым. Нет, им надо было
заменить  весь  набор, который  они  унесли, целым  новым  набором. Двадцать
абсолютно новых лент. Поэтому я хотел проверить мусор."
     "И поэтому выбросили ручку?"
     "Да. Не хотел, чтобы Филипс догадался, что я делаю."
     "И?"
     "Корзина  полна  скомканными пластиковыми  обертками. Как раз такими, в
которые завернуты новые видеоленты."
     "Понятно."
     "Раз я  понял, что ленты  были  заменены, остался единственный  вопрос:
Какой из наборов? Поэтому я притворился дураком и заглянул во все шкафы. Ты,
наверное,  заметил,  что набор  С,  то есть  тот,  который, придя на службу,
вытащил  Филипс, имеет  наклейки  чуть белее,  чем другие  наборы.  Различие
тонкое, потому что офис работает всего два месяца, но различить можно."
     "Понятно." Кто-то прошел в комнату службе безопасности, достал двадцать
свежих  лент,  снял с  них обертки, надписал новые метки  и вставил  ленты в
видео-машины, заменив подлинные ленты, на которых было записано убийство.
     Я сказал: "Если вы спросите меня, я скажу, что Филипс знает больше, чем
рассказал нам."
     "Может  быть",  ответил Коннор,  "но нам следует заняться более важными
делами.  В  любом  случае,  есть  предел  того, что  он  знает. Об  убийстве
позвонили в восемь тридцать. Филипс появился без четверти девять. Так что он
не видел самого  убийства.  Мы  можем предполагать, что предыдущий охранник,
Коул, его видел. Но  без четверти девять Коул уже ушел,  а в комнате  службы
безопасности находился неизвестный японец, закрывая свой портфель."
     "Вы думаете, именно он переключил ленты?"
     Коннор кивнул.  "Весьма  возможно. На самом деле, я не  был бы удивлен,
если  бы  этот человек  оказался самим убийцей.  Я надеюсь установить  это в
квартире мисс Остин." Он толчком распахнул дверь и мы вошли в гараж.


     ( Очередь гостей с приема ожидала, когда служители  подведут их машины.
Я видел, как Ишигуро болтает с мэром Томасом и его женой. Коннор повлек меня
к ним. Стоя рядом с мэром, Ишигуро был сердечен до подобострастия. Он широко
улыбнулся  нам.  "О,  джентльмены!  Удовлетворительно  ли  продвигается ваше
расследование? Могу ли я еще чем-нибудь помочь?"
     Вплоть до этого момента я не был особенно зол: пока  не увидел,  как он
низкопоклонствует  в присутствии  мэра. Я  так разозлился,  что  побагровел.
Однако, Коннор принял все как должное.
     "Благодарю   вас,   Ишигуро-сан",   сказал   он   с   легким  поклоном.
"Расследование идет хорошо."
     "Вы получаете всю затребованную помощь?", спросил Ишигуро.
     "О, да", сказал Коннор. "Все охотно помогают."
     "Хорошо,  хорошо. Я рад." Ишигуро глянул на  мэра и улыбнулся ему тоже.
Казалось, что он -- сплошная улыбка.
     "Однако", сказал Коннор, "имеется одно затруднение..."
     "Только назовите его. Если мы можем что-либо сделать..."
     "Похоже, что ленты службы безопасности были заменены."
     "Ленты безопасности?" Ишигуро нахмурился, явно застигнутый врасплох.
     "Да", сказал Коннор "Записи с камер службы безопасности."
     "Я ничего об  этом не знаю", сказал Ишигуро. "Но позвольте мне заверить
вас, что если ленты существуют, они будут у вас для проверки."
     "Благодарю  вас",  сказал Коннор. "К несчастью,  кажется, что  ключевые
ленты были удалены из офиса службы безопасности Накамото."
     "Удалены? Джентльмены, я думаю, это, должно быть, какая-то ошибка."
     Мэр пристально следил за диалогом.
     Коннор  сказал:  "Возможно, но  я  так  не  думаю.  Было  бы спокойнее,
господин Ишигуро, если бы вы занялись этим делом сами."
     "Конечно, я  займусь", сказал Ишигуро. "Но я снова должен  повторить: Я
не могу представить, капитан Коннор, что могли пропасть какие-то ленты."
     "Спасибо за проверку, господин Ишигуро", сказал Коннор.
     "Не  за  что",   ответил  он,  продолжая  улыбаться.   "Мне  доставляет
удовольствие помогать вам всем, чем только могу."



     "Сукин  сын",  сказал я. Мы  ехали на запад  по фривею к  Санта-Монике.
"Этот прыщ смотрит нам прямо в глаза и лжет."
     "Да, это досаждает", отозвался Коннор. "Но, понимаешь, у Ишигуро другой
взгляд на подобные  вещи. Теперь, когда он рядом с  мэром, он  видит себя  в
другом  контексте с другим набором обязательств и требований к  собственному
поведению. Так  как  он  чувствителен к  контексту,  он способен действовать
по-другому, безотносительно к своему  прежнему поведению. Для нас он кажется
другим  человеком.  Но  сам  Ишигуро  чувствует,  что  он просто ведет  себя
соответственно."
     "Меня раздражает, что он действует так самонадеянно."
     "Конечно, так оно и есть", сказал Коннор. "Но он был бы весьма удивлен,
узнав, что вы на него злитесь. Вам  он кажется  аморальным. Вы ему  кажитесь
наивным. Потому  что  для японца  последовательное  поведение невозможно.  С
людьми различного  ранга японец  становится другой личностью. Он  становится
другой личностью, даже когда заходит в разные комнаты собственного дома."
     "Ага", сказал я. "Это прекрасно, но все-таки он -- лживый сукин сын."
     Коннор взглянул на меня. "Вы произносите такие слова при матери?"
     "Конечно, нет."
     "Тогда  вы тоже меняетесь  в соответствии с контекстом", сказал Коннор.
"На  самом деле мы все так  делаем.  Просто американцы верят, что существует
некое  ядро  индивидуальности,  которое  не  меняется  от  одного момента  к
другому. А японцы верят, что контекст управляет всем."
     "Для меня это звучит, как оправдание лжи", сказал я.
     "Он не воспринимает это, как ложь."
     "Но это и есть ложь."
     Коннор  пожал плечами: "Только  с  твоей точки  зрения, кохай. Но  не с
его."
     "Черт."
     "Понимаешь,  это твой собственный выбор. Ты можешь воспринимать японцев
и  иметь дело с таковыми,  как они есть, или можете злиться. Наша проблема в
этой стране,  что  мы имеем  дело с японцами не такими,  какие они  на самом
деле."  Машина попала  в  глубокую  выбоину  и  так  подпрыгнула, что трубка
телефона упала с рычага. Коннор подобрал ее с пола и положил обратно.
     Впереди  я видел въезд в Банди.  Я перестроился в правый ряд. "Одно мне
не совсем ясно",  сказал я. "Почему вы  думаете, что  человек  с портфелем в
комнате службы безопасности может оказаться убийцей?"
     "Из-за временной последовательности.  Понимаете, об убийстве сообщили в
восемь  тридцать  две. Меньше, чем через пятнадцать  минут,  в восемь  сорок
пять,  японец внизу  переключает ленты,  устраивая прикрытие. Весьма быстрый
отклик. Слишком быстрый для японской компании."
     "Как так?"
     "Японские  организации  обычно очень медленно откликаются на кризис. Их
принятие   решений   основывается   на   прецедентах,   а   когда   ситуация
беспрецедентна, люди не знают, как поступать.  Помните факсы? Я убежден, что
факсы  всю  ночь  летали  туда-сюда  в  токийскую  штаб-квартиру Накамото  и
обратно. Несомненно,  что  компания все еще  пытается решить, что же делать.
Японские  организации  попросту  не могут быстро  двигаться в новой  для них
ситуации."
     "Но личность, действующая в одиночку, может?"
     "Да. Именно так."
     Я  сказал:  "И  поэтому  вы  думаете, что  человек  с  портфелем  может
оказаться убийцей."
     Коннор  кивнул.  "Да.  Либо  убийцей, либо  кем-то  тесно  связанным  с
убийцей. Но мы должны больше узнать  в  квартире  мисс Остин. Мне кажется  я
вижу ее дом впереди справа."


     ( Многоквартирное здание "Империал  Армс" стояло на  улице, окаймленной
деревьями,  в  километре  от  Вествуд  Виллидж. Псевдо-тюдоровское  балочное
здание, нуждающееся  в покраске, у  всего дома изношенный вид. Однако это не
было  необычным   для  многоквартирных  домов  среднего  класса,  населенных
студентами-выпускниками  и   молодыми  семьями.  На  самом   деле,   главной
характеристикой "Империал  Армс"  была  его  безликость:  можно ездить  мимо
такого здания каждый день и не замечать его.
     "Прекрасно",  сказал Коннор,  когда мы поднимались по ступенькам входа.
"Как раз то, что они любят."
     "Кто чего любит?"
     Мы вошли в вестибюль,  который подновили  в самом мягком калифорнийском
стиле:  пастельные  обои  с  цветочным  рисунком,  пухлые  кушетки,  дешевые
керамические  лампы  и  хромированный  кофейный  столик.  Единственное,  что
отличало его от  сотен других  вестибюлей многоквартирный домов, был  столик
охранника в углу, где крупно скроенный вахтер-японец с явно враждебной миной
поднял глаза от комиксов. "Что надо?"
     Коннор показал свой значок и спросил, где квартира Черил Остин.
     "Я предупрежу о вас", сказал вахтер и потянулся к телефону.
     "Не беспокойтесь."
     "Нет. Я предупрежу. Может быть, у нее сейчас компания."
     "Я уверен, что нет", сказал Коннор.  "Коре-ва  кейсацу-но шигто-да." Он
сказал, что мы по официальному полицейскому делу.
     Вахтер скованно поклонился. "Киуго шиту." Он вручил Коннору ключ.
     Мы прошли через  вторую стеклянную дверь и двинулись по ковру коридора.
В  конце  коридора  стояли небольшие лакированные столики и  при  всей своей
простоте интерьер был неожиданно элегантен.
     "Типично по-японски", с улыбкой сказал Коннор.
     Я  подумал:  изношенное  псевдо-тюдоровское  многоквартирное  здание  в
Вествуде? Типично  по-японски?  В комнате слева я услышал слабые звуки рэпа:
последний хит Хаммера.
     "Потому что внешнее не дает ключ  к внутреннему", объяснил Коннор. "Это
фундаментальный  принцип японского  мышления. Внешний фасад ничего не выдает
--  в  архитектуре,  в  человеческом лице,  во  всем.  И  так  было  всегда.
Посмотрите на  старые  дома самураев в Такаяма или в Киото. По внешнему виду
ничего нельзя сказать."
     "Это японское здание?"
     "Конечно.   Иначе   почему  вахтером  японец,  который   едва   говорит
по-английски? И он -- якудза. Ты, наверное, заметил татуировку?"
     Я не заметил. Якудза --  это японские гангстеры. Я  не знал, что якудза
бывают здесь, в Америке, и сказал это.
     "Ты должен понять", сказал Коннор, "что существует теневой мир -- здесь
в  Лос-Анджелесе, в  Гонолулу,  в  Нью-Йорке.  Большую часть  времени мы  не
догадываемся  о   его   существовании.  Мы   живем  в  нашем   упорядоченном
американском  мире, ходим по  нашим американским  улицам и не  замечаем, что
прямо рядом с нашим миром есть второй мир. Очень молчаливый, очень скрытный.
Наверное, в  Нью-Йорке  ты мог  видеть японского  бизнесмена,  выходящего из
двери  без  номера, и  сам  бросал  взгляд  внутрь.  Наверное,  ты  слышал о
небольшом баре-суши в Лос-Анджелесе, где выписывают счет по двенадцать сотен
долларов на человека, токийские цены. Они не упомянуты  в путеводителях. Они
не являются  частью нашего  американского  мира. Они -- часть мира теневого,
доступного только японцам."
     "А это место?"
     "Это  беттаку. Любовная  резиденция, где содержатся любовницы. А вот  и
квартира мисс Остин."
     Коннор открыл дверь ключом вахтера и мы вошли внутрь.



     Это  была  секция  с  двумя спальнями, обставленная  дорогой  громадной
арендованной мебелью в пастельных розовых и зеленых тонах. Картины маслом на
стенах  тоже  были  арендованы,  метка  на  одной  из  рам  гласила: "Аренда
Бройнера". Кухонная стойка стояла пустой, если не считать кувшина с соком. В
холодильнике оказался  только йогурт и  банки Диет-Коки. Диваны  в  гостиной
выглядели, словно никто на  них  не  садился.  На кофейном  столике  валялся
альбом  портретов голливудских звезд  и  стояла  ваза  с  засохшими цветами.
Вокруг стояли пустые пепельницы.
     Одна  из  спален  была превращена в  берлогу  с диваном,  телевизором и
стойкой  для  упражнений  в углу. Все новое с иголочки.  На  телевизоре  еще
сохранялась  наклейка  в  уголке  экрана:  "цифровая  настройка".  Ручки  на
велотренажере были в пластиковых оболочках.
     В   главной  спальне  я,  наконец,   обнаружил  некоторый  человеческий
беспорядок. Одна дверца  зеркального шкафа стояла открытой и на постель были
брошены три дорогих вечерних платья.  Очевидно, она  пыталась решить, что же
надеть.  На туалетном столике стояли бутылочки  духов,  лежало  брильянтовое
ожерелье, золотые часы Ролекс, фотографии в рамках и  пепельница с  окурками
ментоловых  сигарет  "Милд Севен". Верхний ящик  шкафа с  трусиками и нижним
бельем был наполовину  открыт. Я  увидел ее  паспорт,  засунутый в  угол,  и
пролистал  его. В нем была виза в Саудовскую Аравию,  виза в Индонезию и три
въездные печати в Японию.
     Стерео в углу еще было включено, из плейера торчала лента. Я вдвинул ее
и запел Джерри  Ли Льюис: "Ты треплешь мои  нервы, трясешь мои мозги, я еду,
как безумный, хотя не видно ни зги..." Техасская музыка, слишком древняя для
такой молодой девушки. Но, может быть, ей нравились золотые старые записи.
     Я  снова повернулся  к шкафу. Несколько цветных увеличенных  снимков  в
рамках  показывали  Черил  Остин смеющейся  на  каком-то  азиатском  фоне --
красные ворота  святилища, церемонный  садик,  улица с  серыми небоскребами,
вокзал. Похоже, снимки  были сделаны в Японии.  На большинстве снимков Черил
была  одна,  но на нескольких рядом находился  пожилой  японец  в очках и  с
редеющей прической.  Последний  кадр  показывал  ее  где-то,  что  выглядело
американским  Западом.  Черил  стояла  возле  пыльного  грузовичка-пикапа  и
улыбалась рядом с хрупкой женщиной  в  солнечных очках, похожей на  бабушку.
Пожилая женщина не улыбалась и, казалось, испытывала неловкость.
     Рядом со шкафом стояли на торцах несколько свернутых громадных бумажных
труб. Я  развернул  одну. Это  был плакат,  где  Черил  в бикини улыбалась и
поднимала бокал пива Асахи. Все надписи на плакате были на японском.
     Я вошел в ванную.
     Я  увидел пару джинсов,  брошенных  в угол. Белый свитер, скомканный на
полке.  Влажное  полотенце  на  крючке  возле  душа.  Капли  воды  на  полу.
Электрозавивка, выдернутая  из  сети.  За  раму зеркала  заткнуты фотографии
Черил, стоящей с другим  японцем на пирсе Малибу. Этому  было  лет  тридцать
пять и он был красив. На одной фотографии он фамильярно обнимал ее за плечи.
Я четко видел шрам на его руке.
     "Бинго", сказал я.
     Коннор вошел в ванную. "Нашел что-нибудь?"
     "Наш человек со шрамом."
     "Хорошо."  Коннор внимательно изучил снимок. Я рассмотрел беспорядок  в
ванной комнате. Грязь вокруг раковины. "Знаете", сказал я, "что-то беспокоит
меня в этом месте."
     "Что же?"
     "Я  понимаю,  что  она  прожила  здесь  недолго.  И  понимаю,  что  все
арендовано... и  все-таки...  не могу отделаться от  ощущения,  что  комната
имеет искусственный вид. Но не совсем понимаю, почему."
     Коннор  улыбнулся. "Очень хорошо,  лейтенант.  Она  действительно имеет
искусственный вид. И для этого есть причина."
     Он  вручил мне фотографию  с Поляроида. На ней была ванная комната, где
мы стояли. Джинсы, брошенные в угол.  Висящее полотенце. Завивалка на полке.
Снимок  был сделан  ультра-широкоугольной  камерой,  которая  все  искажает.
Команды ОМП иногда пользуются такими для фиксации места преступления.
     "Где вы это нашли?"
     "В мусорной корзине в холле, рядом с лифтами."
     "Значит, снимок наверное сделан раньше вечером."
     "Да. Замечаете какие-нибудь различия?"
     Я  внимательно  изучил   Поляроид.  "Нет,  все   выглядит  одинаково...
подождите-ка... Снимки, заткнутые  за  зеркало.  Их нет  на  Поляроиде.  Эти
снимки были добавлены."
     "Точно." Коннор вернулся в спальню. Он взял один из  снимков в  рамочке
на шкафу. "Теперь взгляни на это",  сказал он. "Мисс Остин с японским другом
на станции Шинъюку в Токио.  Вероятно, она едет в район Кабукиго, или, может
быть, просто ездит  по магазинам.  Обрати  внимание  на правый  край снимка.
Видишь узкую полоску, которая бледнее по цвету?"
     "Да." И  я  понял,  что означает  эта полоска: на  этом  снимке  сверху
находился  другой.  Краешек этого  снимка  высовывался  и выцвел  на солнце.
"Верхний снимок вытащили."
     "Да", сказал Коннор.
     "Квартиру обыскали."
     "Да", сказал  Коннор. "Весьма обстоятельная работа. Они  пришли вечером
раньше  нас, сделали снимок Поляроидом,  обыскали комнаты, а потом разложили
все  по  местам.  Однако все  сделать  точно невозможно. Японцы говорят, что
безыскусственность -- самое  трудное искусство.  А  эти люди не могли ничего
поделать, они чересчур старались. Поэтому они расставили снимки в рамках  на
полке чуть-чуть слишком  несимметрично, а бутылочки духов  чуть-чуть слишком
небрежно.  Все  слегка  форсировано.  Глаз  это видит,  даже  если  мозг  не
регистрирует."
     Я сказал: "Но зачем обыскивали комнату?  Какие снимки они удалили? Ее с
убийцей?"
     "Это  не  ясно",  сказал  Коннор. "Очевидно,  ее связь с  Японией  и  с
японцами  протестов  не  вызывает. Но здесь было  что-то,  что  им надо было
заполучить немедленно, и это может быть только..."
     Вдруг из гостиной  послышался  вопросительный голос: "Линн? Дорогая? Ты
здесь?"


     ( Она стояла в дверном  проеме,  заглядывая  внутрь.  Босая, в шортах и
блузке. Я видел ее лицо только сбоку, но,  очевидно,  она обладала тем,  что
мой старый партнер Андерсон назвал бы змеиным шармом.
     Коннор показал свой  значок. Она сказала,  что ее зовут Джулия Янг. Она
говорила с южным акцентом, глотая согласные. Коннор включил свет и мы смогли
разглядеть ее получше. Красивая девушка. Она нерешительно вошла в комнату.
     "Я  услышала  музыку  -- она здесь? Черилин окей? Я  знаю,  она вечером
пошла на прием."
     "Я ничего не слышал", сказал Коннор, быстро глянув на меня. "Вы знакомы
с Черилин?"
     "О, конечно. Я живу прямо через холл в номере восемь. А почему вы все в
ее квартире?"
     "Все?"
     "Ну, вы двое и два японских парня."
     "Когда они были здесь?"
     "Ну, может, с полчаса назад. Что-то случилось с Черилин?"
     Я  спросил:  "Вы  видели  этих  людей,  мисс  Янг?"  Думаю,  она  могла
посмотреть в дырочку в своей двери.
     "Вообще-то, да. Я с ними поздоровалась."
     "Как так?"
     "Одного я очень хорошо знаю, это Эдди"
     "Эдди?"
     "Эдди Сакамура. Все знают Эдди. Прыткий Эдди."
     Я спросил: "Сможете описать его?"
     Она странно взглянула на меня. "Вот  этот парень на снимках --  молодой
парень со шрамом на руке. Мне казалось, все знают Эдди Сакамуру. В газетах о
нем все время. Благотворительность и сплетни. Он бывает на всех тусовках."
     Я спросил: "Есть идеи, как мне его найти?"
     Коннор сказал: "Эдди Сакамура  -- совладелец полинезийского ресторана в
Беверли-Хиллс под названием "Бора-бора". Он там почти живет."
     "Это он", подтвердила Джулия. "Там  вроде как его офис.  Я там не могу,
мне слишком шумно. Но Эдди там просто катается, клеясь к высоким блондинкам.
Он любит заглядываться на девушек."
     Она прислонилась к столу и соблазнительно смахнула  с  лица свои пышные
каштановые волосы. Потом взглянула на меня  и состроила гримаску. "Вы двое -
партнеры?"
     "Да", ответил я.
     "Он показал мне значок, а вы -- нет."
     Я достал бумажник. Она взглянула. "Питер", прочитала она. "Моего самого
первого  бойфренда  звали  Питер.  Но  он был  не такой  красивый." Они  мне
улыбнулась.
     Коннор кашлянул и спросил: "Вы прежде бывали в квартире Черилин?"
     "Да уж, конечно. Я живу напротив. Но последнее время она не часто  была
в городе. Похоже, все время путешествовала."
     "Куда путешествовала?"
     "Всюду.  Нью-Йорк, Вашингтон,  Сиэтл,  Чикаго... всюду. У нее бойфренд,
который  много ездит. Она с ним встречается. На самом деле, мне кажется, что
она встречается с ним, просто когда его жены нет рядом."
     "Этот бойфренд женат?"
     "Ну, что-то такое стоит на дороге, понимаете. Препятствует."
     "Вы знаете, кто он?"
     "Нет. Она как-то сказала, что он никогда не был в ее квартире. Какой-то
сильно важный парень. По-настоящему богатый. За  ней присылают самолет и она
летит. Но кто  бы он ни был,  он доводит  Эдди  до  безумия.  А Эдди --  тип
ревнивый,  понимаете?  Хочет  быть иро-отоко  для всех девушек.  Сексуальным
любовником."
     Коннор спросил: "Связь Черил -- это секрет? С этим бойфрендом?"
     "Не знаю.  Я  об  этом не думала.  Просто  по-настоящему  сильная.  Она
влюбилась до сумасшествия."
     "До сумасшествия?"
     "Невозможно представить. Я видела, как она все бросала, чтобы поехать к
нему на свидание. Как-то  вечером она  пришла ко мне и отдала  два билета на
концерт  Шпрингстина, а  сама аж светилась  от того, что едет  в Детройт.  В
руках держала свой маленький саквояж, в нем несколько модных платьев. Потому
что  десять  минут назад он позвонил и сказал -- приезжай. У нее лицо просто
сияло, и выглядела на пять лет моложе. Не знаю, почему она не может понять."
     "Что понять?"
     "Что парень просто ее использует."
     "Почему вы так говорите?"
     "Черилин красивая и выглядит весьма искушенной. Она работала моделью по
всему миру, особенно в Азии. Но глубоко внутри она -- девушка из захолустья.
Я имею  в виду, что Мидленд -- нефтяной город,  там кучи  денег, но он был и
остается просто маленьким городишкой. И Черилин хочет кольцо на палец, детей
и собаку во дворе. А парень просто не собирается  этого делать. А она  этого
не понимает."
     Я спросил: "Но вы знаете, кто этот человек?"
     "Нет, не  знаю."  Она лукаво поглядела и повела телом, развернув  плечи
так, что груди выпятились вперед. "Но вы-то здесь не из-за какого-то старого
бойфренда, правда?"
     Коннор кивнул: "Да, действительно не из-за этого."
     Джулия понимающе улыбнулась: "Это Эдди, правда?"
     "Хм-м", сказал Коннор.
     "Я так  и знала", сказала она. "Я знала, что рано или поздно он попадет
в  неприятности. Мы все говорили об  этом,  все  девушки здесь  в Армс." Она
сделала неопределенный жест.  "Потому что он просто слишком прыткий. Прыткий
Эдди. И не подумаешь, что он японец. Так бросается в глаза."
     Коннор спросил: "Он из Осаки?"
     "Его  отец там большой промышленник из группы  Даймацу. Милый старикан.
Когда  он приезжает  с визитом,  то иногда  видится с одной  из  девушек  со
второго  этажа. А Эдди...  Предполагалось,  что  Эдди  будет  здесь  учиться
несколько лет, а  потом вернется  домой,  чтобы  работать на кайша,  на свою
компанию. Но он не поехал домой. Ему нравится здесь. Почему нет? Он получает
все.  Покупает новый  Феррари  всякий раз,  когда разбивает  старый.  Больше
денег, чем  у бога за пазухой. Он прожил здесь достаточно долго и стал почти
как американец. Красивый. Сексуальный.  И  со  всеми таблетками.  Понимаете,
настоящий зверь для вечеринок. Что ему в Осаке?"
     Я спросил: "Но вы сказали, что всегда знали..."
     "Что он угодит в беду? Конечно. Из-за его безумной стороны.  Это просто
край."  Она пожала  плечами. "Такое у них  у  всех. Эти ребята приезжают  из
Токио и, даже если  им  давали шокаи, введение, все равно надо остерегаться.
Им  ничего не стоит сбросить десять-двадцать  кусков за ночь.  Им  это вроде
чаевых.  Забывают на  столе.  Но потом, когда они хотят делать  - по крайней
мере некоторые из них..."
     Она замолчала и смотрела отсутствующим,  не сфокусированным взглядом. Я
ничего не говорил, просто ждал. Коннор смотрел на нее, сочувственно кивая.
     Вдруг она снова начала говорить, словно не осознав паузы.  "И для них",
сказала она,  "их желания, их  страсти, так же естественны, как оставить  на
столе  чаевые.  Для  них  это совершенно нормально.  Я хочу  сказать, что не
против  небольшого золотого  дождя  или,  если  хотите,  золотых наручников,
понимаете? Может быть, немного садо...  если  мне  нравится парень. Но я  не
позволю, чтобы кто-то закабалил меня. И  мне  все  равно, сколько там денег.
Этих штучек с  кинжалами или мечами... Но они могут  быть...  Их масса,  они
такие вежливые, такие  правильные,  однако когда  они  включаются,  то вечно
идут... не в  ту  сторону..."  Она  замолчала,  покачивая головой. "Странный
народ..."
     Коннор посмотрел на часы.  "Мисс Янг, вы нам  очень помогли.  Возможно,
нам  снова надо понадобиться с вами  поговорить. Лейтенант  Смит запишет ваш
телефон..."
     "Да, конечно."
     Я щелчком открыл блокнот.
     Коннор сказал: "Мне надо поговорить с вахтером."
     "Шиничи", подсказала она.
     Коннор ушел. Я записал номер Джулии. Наблюдая, как  я пишу, она лизнула
губы. Потом спросила: "Можете мне сказать: он ее убил?"
     "Кто?"
     "Эдди. Он убил Черилин?"
     Милая  девушка,  однако  я  ясно  видел возбуждение  в  ее глазах.  Она
смотрела на меня пристальным взглядом. Глаза горели. Это было отвратительно.
Я сказал: "Почему вы спрашиваете?"
     "Потому что он всегда грозился. И сегодня днем тоже ей угрожал."
     Я спросил: "Эдди был здесь сегодня днем?"
     "Конечно." Она пожала  плечами.  "Он все время здесь. Сегодня он пришел
повидаться  с ней по-настоящему  взвинченный.  Когда они  купили  здание, то
поставили звуконепроницаемые стены. Но  даже сквозь них было слышно, как они
вопят друг на друга в ее квартире. Он и Черилин. Она поставили своего Джерри
Ли Льюиса, того, что слушала день и ночь почти до сумасшествия, и они вопили
и швырялись чем-то. Он всегда повторял: "Я убью, убью тебя, ведьма." Вот. Он
ее убил?"
     "Я не знаю."
     "Но она умерла?" Ее глаза все пылали.
     "Да."
     "Это  должно  было  случиться",  сказала она.  Она казалась  совершенно
спокойной.  "Мы  все  это знали. Это было просто делом времени. Если хотите,
позвоните мне. Если вам понадобиться больше информации."
     "Хорошо, я позвоню." Я дал ей свою карточку.  "А  если вы вспомните еще
что-нибудь, можете позвонить мне по этому номеру."
     Качнув  бедрами, она  сунула  карточку  в задний  карман  шортов.  "Мне
понравилось говорить с вами, Питер."
     "Да. Окей."
     Я пошел  по коридору. Когда дошел до конца, то оглянулся.  Она стояла в
двери, махая рукой.


     ( Коннор звонил по телефону в вестибюле, вахтер угрюмо пялился на него,
словно хотел его остановить, но никак не мог придумать способ.
     "Правильно",  говорил Коннор.  "Все исходящие звонки  с этого  телефона
между восемью и  десятью часами вечера. Правильно." Секунду  он слушал. "Ну,
мне все равно, если ваши данные не  упорядочены таким образом,  просто дайте
их мне.  Сколько это займет? Завтра? Не будьте смешны. Как вы думаете, зачем
они мне? Я жду их через два часа. Я перезвоню. Да. И ты чтобы сдох тоже." Он
повесил трубку. "Надо идти, кохай."
     Мы вышли к машине.
     Я спросил: "Проверяете свои контакты?"
     "Контакты?" Он озадаченно взглянул. "А, Грэм что-нибудь рассказал вам о
моих контактах.  У меня нет  никаких особых  информаторов.  Ему  просто  так
кажется."
     "Он говорил о деле Аракава."
     Коннор вздохнул. "Опять за старое." Мы  шагали к машине. "Хотите  знать
эту  историю?  Все  очень  просто.  Убиты  два  японца.  Департамент полиции
назначил на дело детективов, которые не говорят по-японски. В конечном счете
через неделю дело передают мне."
     "И что делаете вы?"
     "Аракава  остановились в  отеле Нью-Отани. Я  получил записи телефонных
звонков, которые они  делали в Японию. Позвонил по этим  номерам и поговорил
кое с  кем  в Осаке. Потом позвонил в  Осаку  снова и потолковал  с тамошней
полицией. Опять по-японски. Они очень удивились,  услышав,  что мы  не знаем
всю подноготную."
     "Я понял."
     "Не до  конца", сказал Коннор. "Потому что департамент полиции оказался
в  сильном замешательстве. Пресса, критикуя департамент,  попала  в дурацкое
положение. Люди  присылали цветы.  Развернулось  настоящее  шоу с выражением
сочувствия, а они оказались гангстерами. Масса народа была в замешательстве.
И  поэтому  всю  вину  взвалили  на  меня.  Раскрывая  дело,  мне  следовало
пользоваться закулисными методами. В общем, меня выкинули из полиции."
     "И поэтому вы уехали в Японию?"
     "Нет, это другая история."
     Мы подошли к машине. Я оглянулся  на  "Империал Армс" и  увидел  Джулию
Янг, стоящую у окна и глядящую на нас. "Соблазнительная", сказал я.
     "Японцы зовут таких ширигару онна -- светлая задница." Он открыл дверцу
и сел. "Но она на  наркотиках. Нельзя верить всему, что она говорит. Но даже
так, вырисовывается модель, которая мне не нравится." Он посмотрел на часы и
покачал  головой.  "Черт. Мы  слишком тянем. Нам  лучше ехать  в "Паломино",
повидать мистера Коула."
     Я повернул на юг,  к  аэропорту.  Коннор откинулся на сидении  и сложил
руки на груди. Он мрачно уставился на свои туфли.
     "Почему вы говорите о модели, которая не нравится?"
     Коннор ответил: "Обертки в мусорнице. Поляроид  в корзине. Такие  следы
за собой не оставляют."
     "Вы сами говорили, что была спешка."
     "Может  быть.  Но,  знаешь, японцы убеждены, что  американская  полиция
некомпетентна. Неряшливость, это знак их презрения."
     "Что ж, мы не некомпетентны."
     Коннор покачал головой. "По сравнению с японцами, мы именно коновалы. В
Японии  ловят  каждого  преступника.  Для тяжких преступлений раскрываемость
достигает  девяносто девяти  процентов. Поэтому в Японии каждый преступник с
самого начала знает, что его  поймают. А здесь уровень раскрываемости что-то
вроде семнадцати  процентов.  Даже  не каждый  пятый.  Поэтому преступник  в
Штатах знает, что, вероятнее  всего, его  не поймают -- а если и поймают, то
он не будет осужден, благодаря всем юридическим заковыркам. И ты сам знаешь,
что любое  исследование эффективности полиции  показывает,  что американские
детективы  либо раскрывают дело в первые шесть часов, либо не раскрывают его
вообще."
     "И что вы этим хотите сказать?"
     "Я говорю,  что  наше  преступление совершено с  ожиданием, что оно  не
будет раскрыто. А я хочу раскрыть его, кохай."



     Следующие  десять   минут  Коннор  молчал.  Он  сидел  очень  тихо,  со
сложенными руками,  уронив голову  на  грудь. Он дышал глубоко и ровно. Я бы
подумал, что он заснул, если б не открытые глаза.
     Я просто вел машину и вслушивался в его дыхание.
     Наконец он произнес: "Ишигуро."
     "Что с ним?"
     "Если б  мы знали,  почему  Ишигуро ведет себя так,  мы  поняли бы  это
дело."
     "Не понимаю."
     "Американцу  тяжело  увидеть  его ясно", сказал Коннор.  "Потому  что в
Америке думают, что определенная доля ошибок --  это  нормально.  Ждешь, что
самолет опоздает.  Что почту не принесут.  Что стиральная  машина сломается.
Все время ждешь, что все пойдет наперекосяк.
     В  Японии все по-другому. В Японии  работает все.  На японском вокзале,
если встанешь  на  отмеченное место  платформы, то когда  поезд остановится,
двери откроются прямо  перед тобой. Поезда  приходят точно в  срок. Багаж не
теряется. На деловые встречи не опаздывают. Крайние сроки выдерживаются. Все
происходит по  плану.  Японцы  образованы,  подготовлены и мотивированы. Они
делают дело. Они не отлынивают."
     "У-гу..."
     "А сегодня --  очень  важный день для  компании  Накамото. Можешь  быть
уверен, что  они запланировали все до малейших деталей.  У них  приготовлены
вегетарианские   шедевры,  которые  любит  Мадонна,  и  приглашен  фотограф,
которого  она  предпочитает.  Поверь мне: они подготовились ко всему. У  них
имеются планы  на любой крайний случай. Знаешь, какие они: садятся кружком и
обсуждают бесконечные возможности  --  что, если  пожар? Или  землетрясение?
Сообщение   о   заложенной  бомбе?  Отключение   электричества?  Бесконечное
обсуждение самых  невероятных событий. Это  словно мания, но когда наступает
финальная ночь,  то оказывается,  что они продумали все и все  контролируют.
Очень плохо оказаться не в форме. Окей?"
     "Окей."
     "Но  вот наш  друг Ишигуро, официальный  представитель Накамото,  стоит
перед  мертвой  девушкой и  он  явно  не  в форме.  Он  ешики-но, устраивает
конфронтацию в западном стиле, однако ему не по себе -- я уверен, ты заметил
пот на его верхней губе. И рука у него влажная -- он вытирает ее о брюки. Он
рикуцупон, слишком спорит. И слишком много говорит.
     Короче  говоря, он  ведет  себя так, словно действительно не знает, что
делать, словно он  даже не  знает, кто  эта девушка  -- а он  конечно знает,
потому что знает всех приглашенных на прием --  и делает  вид, что не знает,
кто убил ее. Что почти наверняка знает тоже."
     Машина  подпрыгнула  на выбоине и затряслась.  "Постойте-ка,  по вашему
Ишигуро знает, кто убил девушку?"
     "Я в этом уверен. И знает не только он. К настоящему моменту по меньшей
мере  три человека  должны  знать, кто  ее  убил. Ты говорил,  что работал в
отделе связи с прессой?"
     "Да, в прошлом году."
     "У тебя сохранились контакты в теленовостях?"
     "Немного  сохранились",  сказал  я.  "Но наверняка слегка заржавели.  А
зачем?"
     "Я хочу взглянуть на ленты, снятые на приеме."
     "Просто взглянуть? Не как на доказательства для суда?"
     "Просто взглянуть."
     "Это не должно быть проблемой", сказал я. И подумал, что могу позвонить
Дженнифер Льюис из KNBC или Бобу Артуру из KCBS. Наверное, лучше Бобу.
     Коннор  сказал: "Это  должен быть кто-то,  к кому ты  можешь обратиться
лично. Иначе  станции не захотят  нам помогать.  Ты обратил внимание, что на
месте преступления команд TV не было? На  большинстве мест преступления надо
пробивать  себе  путь  мимо  камер,  чтобы только  дойти до  желтой ленты. А
сегодня - ни TV-команд, ни репортеров. Ничего."
     Я  пожал  плечами.  "Мы  были  на  наземных  линиях. Пресса  не  смогла
подслушать радиопередачи."
     "Пресса уже находилась там", сказал Коннор, "они освещали прием с Томом
Крузом и Мадонной. А тут этажом выше убита девушка. Так где же TV-команды?"
     Я сказал: "Капитан, на это я не куплюсь."
     Одна  их вещей, что я понял в качестве пресс-секретаря, это то, что  не
существует никаких  заговоров. Пресса слишком разнообразна  и в определенном
смысле  чересчур дезорганизована. В действительности, в тех редких  случаях,
когда мы нуждаемся в цензуре -- вроде случая похищения с требованием выкупа,
когда еще  идут переговоры - мы тратим чертову прорву усилий, чтобы добиться
их  сотрудничества.  "Газеты  - рано закрываются.  TV-командам  надо  делать
одиннадцатичасовые новости. Наверное все уехали редактировать свои истории."
     "Не  согласен. Мне  кажется, японцы выразили  тревогу по поводу кичийо,
образа их компании, и пресса согласилась не  освещать  событие.  Поверь мне,
кохай, было приложено мощное давление."
     "Я в это не верю."
     "Даю слово", сказал Коннор. "Давление включено."
     Именно в этот момент в машине зазвонил телефон.



     "Черт  побери тебя,  Питер", произнес знакомый грубый голос. "Что, мать
твою, происходит  с этим расследованием убийства?" Это  был шеф. Похоже,  он
был пьян.
     "Что вы имеете в виду, шеф?"
     Коннор  взглянул  на меня и  я  нажал  кнопку наушника,  чтобы  он  мог
слышать.
     Шеф сказал: "Вы, ребята, раздражаете японцев.  Мы, что, хотим  получить
еще кучу обвинений в расистских высказываниях?"
     "Нет, сэр", сказал я. "Абсолютно нет. Я не знаю, что вы слышали..."
     "Я  слышал,  что  трахнутый  дурак  Грэм,  как обычно, всех оскорблял",
сказал шеф.
     "Ну, я бы не называл это оскорблениями, шеф..."
     "Слушай, Питер. Не темни мне. Я уже выпорол Фреда Хофмана за то, что он
вначале  послал Грэма. Я  хочу,  чтобы это расист отвял  от дела.  Начиная с
этого момента  нам надо  согласовываться с японцами. Таков  мир. Ты  слышишь
меня, Питер?"
     "Да, сэр."
     "Теперь о Джоне Конноре. Ты притащил его с собой, это правда?"
     "Да, сэр."
     "Почему ты его в это вовлек?"
     Я подумал: почему я вовлек его? Должно быть, Фред Хофман решил сказать,
что Коннор - это моя идея, а не его.
     "Извините", сказал я, "но..."
     "Понимаю",  перебил  шеф.  "Ты,  наверное,   подумал,  что  не  сможешь
справиться  с  делом сам.  Захотел  помощи.  Но, боюсь, ты  получишь  больше
хлопот, чем помощи. Потому что  японцы  не любят Коннора. И я хочу  тебе еще
кое-что сказать.  Держись подальше от Коннора. В пятьдесят девятом мы вместе
вступили в академию. Он всегда  был одиночкой и  нарушителем. Знаешь, любой,
кого тянет жить за границей, хочет этого потому,  что не  годится для  жизни
дома. Я хочу, чтобы он больше не вмешивался в расследование."
     "Шеф..."
     "Вот так я на это  смотрю,  Питер. Ты  получил на руки убийство, ты его
прокрути  и закругли. И сделай это быстро и чисто. Я слежу за тобой и только
за тобой. Ты меня слышишь?"
     "Да, сэр."
     "Связь хорошая?"
     "Да, сэр", ответил я.
     "Закругли  это,  Питер",  сказал  шеф.  "Я  не  хочу,  чтобы мне  снова
звонили."
     "Да, сэр."
     "Закончи самое позднее завтра. Это все." И он отключился.
     Я положил трубку.
     "Да", сказал Коннор. "Я бы сказал, что давление приложено."


     ( Я ехал на юг по фривею  405 в сторону аэропорта. Здесь было туманнее.
Коннор смотрел в окно.
     "В  японской организации  тебе  никогда так  не  позвонят.  Шеф  просто
вывесил  тебя  на просушку.  Он  не несет  ответственности  -- все  это твоя
проблема.  И он обвиняет тебя  в том, что к тебе  не  имеет отношения, вроде
Коннора."  Коннор  покачал  головой.  "Японцы так не делают. У японцев  есть
пословица: ищи проблему,  а не  виновника. В  американской  организации  все
крутится  вокруг  того,  кто  просрался. Чья  голова  должна  покатиться.  В
японской  конторе  все  крутится  вокруг  того,  в чем просрались  и как это
исправить. Никого не обвиняют. Их способ лучше."
     Коннор замолчал, глядя в  окно. Мы проехали  Слаусон, над нами в тумане
прошла кривая темная арка фривея Марина.
     Я сказал: "Шеф под мухой, вот и все."
     "Да. И, как обычно, плохо информирован. На даже так, звучит, словно нам
лучше раскрыть это дело прежде, чем он завтра встанет с постели."
     "А мы сможем?"
     "Да. Если Ишигуро предоставит ленты."
     Телефон снова зазвонил. Я ответил.
     Это был Ишигуро.
     Я передал трубку Коннору.



     Голос Ишигуро в  трубке  до  меня  доносился слабо. Он говорил  быстро,
напряженным голосом.  "А,  моши-моши,  Коннор-сан,  десука? Кейби-но  хейяни
денва шитан десуга-не. Даремо денаин десуйо."
     Коннор закрыл ладонью трубку  и перевел: "Он позвонил охраннику, но там
никого нет."
     "Сореде, гуокейбишицу-ни  ренраку  шите,  хито-во  окутте  мораимашите,
исшо-ни тену-о какунин шите кимашита."
     "Потом он позвонил в главный офис безопасности и попросил их спуститься
вместе с ним и проверить ленты."
     "Тепу-ва субете  рекода-но нака-ни аримасу. Накунаттемо торикаераретемо
имасен. Субете дайобу десу."
     "Все   ленты   находятся   в  рекордерах.  Никакие   не  пропали  и  не
переключались." Коннор  нахмурился и ответил: "Ия, тепу-ва сурикаерарете иру
хадзу нанда. Тепу-о сагасе!"
     "Дакара, даиебу нандесу, Коннор-сан. Доширо-то иун десука?"
     "Он настаивает, что все в порядке."
     Коннор сказал: "Тепу-о сагасе!" Мне он перевел: "Я сказал ему, что хочу
получить эти чертовы ленты."
     "Данебуда-то иттерудешоу. Дошите соннаини тепу-ни кодаварун десука?"
     "Оре нива вакатте ирунда. Тепу-ва накунатте иру. Я знаю больше, чем вам
кажется, господин Ишигуро. Монгидо иу, тепу-о сагасунда!"
     Коннор бросил телефонную трубку и откинулся на сидение, гневно фыркнув:
"Ублюдки. Они заняли позицию, что никаких пропавших лент нет."
     "Что это значит?", спросил я.
     "Они решили играть жестко." Коннор уставился в окно на уличное движение
и постукивал ногтем  по зубам. "Они  никогда не поступили бы так, если бы не
чувствовали, что у них сильная позиция. Неуязвимая позиция. Что означает..."
     Коннор  уплыл в  собственные мысли. Я  видел,  как  отражение  его лица
вспыхивало в стекле под проносящимися уличными фонарями. Наконец, он сказал:
"Нет, нет, нет", словно отвечал кому-то.
     "Что нет?"
     "Это  не  может  быть Грэм." Он покачал  головой. "Грэм  -- это слишком
рискованно,  слишком много призраков прошлого. И  не я, в любом случае. Я --
это старая песня. Значит, это должен быть ты, Питер."
     Я спросил: "О чем вы толкуете?"
     "Произошло что-то такое", сказал Коннор, "что заставило Ишигуро думать,
что  он обладает преимуществом.  И я догадываюсь,  что это что-то связано  с
тобой."
     "Со мной?"
     "Ага. Почти  наверняка,  это  что-то личное.  У тебя  были  проблемы  в
прошлом?"
     "Вроде чего?"
     "Любые  неприятности:  аресты, внутренние  расследования,  обвинения  в
сомнительном поведении, вроде  пьянства,  гомосексуализма  или  увивания  за
женщинами?  Любые  программы лечения  от наркотиков,  проблемы с партнерами,
проблемы  с начальством.  Что-нибудь личное  или профессиональное.  Все, что
угодно."
     Я пожал плечами: "Ха, ничего не припоминаю."
     Коннор  просто ждал, глядя на меня. Наконец, он произнес: "Они  думают,
что у них что-то есть, Питер."
     "Я в разводе. Отец-одиночка. У меня дочь Микела. Ей два года."
     "Да..."
     "Я веду тихую жизнь. Воспитываю ребенка. Я за нее отвечаю."
     "А ваша жена?"
     "Бывшая жена сейчас работает адвокатом в офисе прокурора округа."
     "Когда вы развелись?"
     "Два года назад."
     "До рождения ребенка?"
     "Сразу после."
     "Почему вы развелись?"
     "Боже мой, почему все разводятся?"
     Коннор молчал.
     "Мы  были женаты всего  год. Когда  встретились, она была  еще зеленой.
Двадцать четыре. У  нее  были всякие фантазии обо  всем. Мы познакомились  в
суде. Она  думала, что я  грубый, жесткий  детектив, каждый день глядящий  в
лицо  опасности.  Ей нравилось,  что  у  меня  есть пистолет. И все такое. И
поэтому у нас началась любовь. Потом, когда она забеременела, то не захотела
делать  аборт.  Вместо  этого  она   захотела  замуж.  Такая   у  нее   была
романтическая  идея.  По-настоящему  она ее  не  продумала. Но  беременность
протекала тяжело, а аборт делать уже было слишком поздно, и очень  скоро она
пришла  к выводу, что со мной ей жить не  нравится, потому что квартира  моя
слишком маленькая, и потому что я не зарабатываю достаточно денег, и потому,
что я живу в Калверт-сити вместо  Брентвуда. И к тому времени, когда родился
ребенок, стало ясно, что она  полностью лишилась  иллюзий. Она сказала,  что
совершила  ошибку.  Ей хотелось продолжить свою карьеру. Она  не хотела быть
замужем за  копом.  Она не  хотела  воспитывать  ребенка.  Она  сказала, что
извиняется, однако все было ошибкой. И ушла."
     Коннор слушал, закрыв глаза. "Дальше..."
     "Я не вижу, для чего все  это годится. Она ушла два года назад. А после
этого я больше не мог, да  и не хотел, работать детективом, потому что  надо
было  воспитывать  ребенка, поэтому я  сдал  экзамены, перешел в специальную
службу и  работал в офисе прессы.  Там проблем не было.  Все шло  прекрасно.
Потом  в прошлом годку подвернулась работенка связного с азиатами и ее лучше
оплачивали. Лишние пара сотен в месяц. Поэтому я обратился за ней."
     "Угу."
     "Я хочу  сказать, что мне  действительно  нужны  деньги.  У меня теперь
дополнительные расходы, например на детсад для Микелы. Знаете, сколько стоит
детсад для двухлеток? И у меня домоправительница на  полной ставке, а  Лорен
больше чем в половине случаев не платит денег на поддержку ребенка. Говорит,
что  не может прожить на свою зарплату, но только что купила новый  БМВ, так
что я не знаю.  Я хочу сказать, что же мне делать, тащить ее в суд? Она ведь
работает на трахнутого прокурора округа."
     Коннор молчал.  Наверху  я  видел, как над фривеем  заходят на  посадку
самолеты. Мы подъезжали к аэропорту.
     "В любом случае",  сказал  я, "я был  рад,  когда  подвернулась  работа
офицером связи. Лучше расписание и больше денег. И вот так я очутился здесь.
В этой машине рядом с вами. Вот и все."
     "Кохай",  тихо сказал он. "Мы в деле  вместе. Просто скажи мне -- в чем
проблема?"
     "Нет никакой проблемы."
     "Кохай."
     "Нет."
     "Кохай..."
     "Эй,  Джон", сказал я, "позвольте  сказать вам  кое-что. Когда  подаешь
заявление  в специальную службу, пять разных комитетов  проходятся по  твоим
документам. Чтобы получить работу связного, надо быть  чистым. Комитеты меня
проверили. И не нашли ничего существенного."
     Коннор кивнул: "Но все-таки что-то нашли."
     "Боже",  сказал  я,  "я  проработал  детективом  пять  лет.  Невозможно
проработать так долго без нескольких жалоб. Вы сами знаете."
     "А какие жалобы были на тебя?"
     Я покачал головой. "Ничего. Чепуха. На первом году я арестовал  одного,
он обвинил  меня в чрезмерном применении силы. После расследования обвинение
отпало.  Я арестовал  женщину  за  вооруженный  грабеж, она  заявила,  что я
подсунул   ей   травку.   Обвинение  снято:  это   оказались  ее  наркотики.
Подозреваемый в убийстве заявил, что  я бил и пинал его во время допроса. Но
все время присутствовали другие офицеры. Пьяная женщина после домашней драки
заявила позднее, что я приставал к ее ребенку.  Она сняла обвинение. Главарь
банды  подростков,  арестованный за  убийство,  сказал  ,  что я  делал  ему
гомосексуальные предложения. Обвинение снято. Это все."



     Если вы -- коп,  то знаете, что подобные  обвинения  -- словно  шум  на
заднем  план,  как от  уличного движения. С  этим ничего нельзя поделать. Вы
находитесь в окружении противника, все время обвиняя людей в  преступлениях.
В ответ они обвиняют вас. Именно  так все и работает. Департамент не уделяет
ни  малейшего внимания, пока не выявляется повторяемость.  Если  у  парня за
пару лет накапливается три-четыре обвинения  в  чрезмерном применении  силы,
только  тогда  начинается  расследование. Но  в других  случаях,  как всегда
выражается  помощник  шефа  Джим  Олсон,  быть  копом  --   это  работа  для
толстокожих.
     Коннор долго ничего не говорил. Он  хмурился и раздумывал.  Наконец, он
спросил: "Как с разводом? Были проблемы?"
     "Ничего необычного."
     "Ты с бывшей женой разговариваешь?"
     "Да. Мы окей. Не великолепно. Но окей."
     Он   все   хмурился.  Все  высматривал  что-нибудь.   "И   ты   покинул
подразделение детективов два года назад?"
     "Да."
     "Почему?"
     "Я уже сказал вам."
     "Ты сказал, что не хотел работать в смену."
     "Ну да, так почти и было."
     "Ну, и что же еще?"
     Я  пожал плечами.  "После развода я просто  не хотел больше работать  в
отделе  убийств. Я чувствовал  себя, словно... не знаю...  Разочарованным. У
меня  был  маленький ребенок,  а  жена  ушла.  Она  продолжила  свою  жизнь,
встречаясь с  каким-то  многообещающим  прокурором. Мне  оставалось  растить
ребенка. Я попросту заскучал. Я не хотел больше быть детективом."
     "Ты искал в это время совета? Обращался к врачу?"
     "Нет."
     "Неприятности с наркотиками, алкоголем?"
     "Нет."
     "Другие женщины?"
     "Было."
     "Во время брака?"
     Я поколебался.
     "Фарли? Из офиса мэра?"
     "Нет. Это было позже."
     "Но кто-то же был во время брака?"
     "Да. Но сейчас она живет в Фениксе. Перевели ее мужа."
     "Она работала в департаменте?"
     Я пожал плечами.
     Коннор  откинулся на сидении. "Окей,  кохай", сказал он. "Если это все,
то с тобой прекрасно." Он взглянул на меня.
     "Это все."
     "Но мне стоит  тебя предупредить", сказал  он. "Я прежде проходил через
такое  с японцами.  Когда японцы  играют жестко,  они могут  вытворять очень
неприятные вещи. По-настоящему неприятные."
     "Вы пытаетесь запугать меня?"
     "Нет. Просто говорю, как может обернуться."
     "Чихал я на японцев", сказал я. "Мне нечего скрывать."
     "Прекрасно. Теперь, мне кажется, тебе  лучше позвонить своим друзьям из
прессы и сказать, что мы подъедем после нашей следующей остановки."


     (  Боинг  747  проревел низко над головой, мигая  в тумане  посадочными
огнями. Он  исчез за переливающейся  неоновой  вывеской:  "Девочки! Девочки!
Совсем голые! Девочки!" Когда мы вошли, было одиннадцать тридцать.
     Назвать  клуб  "Паломино" стриптизом  значило  ему  льстить.  Это  было
перестроенное здание для боулинга с кактусами и  лошадьми, нарисованными  на
стенах,  и внутри  оно оказалось  меньше,  чем виделось  снаружи.  Женщина в
серебряном бикини, которой  было явно под сорок, вяло двигалась в  оранжевом
свете.  Казалось, что ей  так же скучно, как и  посетителям,  горбившимся за
крошечными розовыми столами. Официантки  в юбочках без  верха перемещались в
накуренном воздухе. Магнитофон сильно шипел.
     Парень  сразу  за   дверью  сказал:  "Двенадцать  баксов.  Минимум  две
выпивки." Коннор вытащил значок. Тип ответил: "Окей, проходите."
     Коннор огляделся и сказал:  "Не  знал, что сюда ходят японцы." Я увидел
трех бизнесменов в голубых костюмах, сидящих за угловым столиком.
     "Почти никогда  не  ходят",  ответил хлыщ. "Им нравится  "Стар Стрип" в
даунтауне.  Больше  блеску, больше  сисек. Если  спросите меня,  эти  парни,
кажется, отбились от своей туристской группы."
     Коннор кивнул: "Я ищу Теда Коула."
     "В баре. Парень в очках."
     Тед Коул  сидел в баре.  Форму  службы  безопасности  Накамото закрывал
плащ. Когда мы подошли и уселись рядом, он тускло поглядел на нас.
     Подошел бармен. Коннор сказал: "Два Буда."
     "Буда нет. Асахи окей?"
     "Окей."
     Коннор  вынул  значок. Коул покачал головой и  отвернулся. Он  изучающе
разглядывал стриптизерку.
     "Я ничего не знаю."
     Коннор спросил: "О чем?"
     "Ни о чем. Я просто обдумываю собственные дела. Я не на службе." Он был
слегка пьян.
     Коннор спросил: "Когда вы ушли со службы?"
     "Раньше обычного."
     "Почему так?"
     "Желудок. Заполучил язву, иногда прихватывает. Поэтому ушел раньше."
     "Во сколько?"
     "Самое позднее в восемь пятнадцать."
     "Вы отмечаете время?"
     "Нет. Мы так не делаем. У нас нет устройства."
     "А кто подменил вас?"
     "Меня отпустили."
     "Кто?"
     "Начальник."
     "Кто он?"
     "Я его не знаю. Японец. Раньше его никогда не видел."
     "Он ваш начальник и вы никогда не видели его раньше?"
     "Новый парень.  Японец. Я его не знаю.  А  что  вы, собственно, от меня
хотите?"
     "Просто задаем вопросы", ответил Коннор.
     "Мне нечего скрывать", сказал Коул.
     Один из  японцев, сидящих за столом, подошел к  бару.  Он встал рядом с
нами и спросил бармена: "У вас какие сигареты?"
     "Мальборо", ответил бармен.
     "Что еще?"
     "Наверное, Кулс. Надо посмотреть. Но Мальборо мы точно получили. Хотите
Мальборо?"
     Тед  Коул  уставился  на  японца.  Японец  у  бара притворялся,  что не
обращает на нас внимания. "Кент?", спросил японец. "У вас есть слабый Кент?"
     "Нет, Кента нет."
     "Окей, тогда Мальборо", сказал японец. "Мальборо окей." Он повернулся к
нам и улыбнулся. "Это ведь страна Мальборо, верно?"
     "Это верно", отозвался Коннор.
     Коул взял свое пиво и  отхлебнул. Мы все молчали. Японец постукивал  по
стойку в такт музыке. "Хорошее место", сказал он. "Чувствуется атмосфера."
     Я подивился, о чем это он толкует. Место было просто помойкой.
     Японец влез на  табурет  возле нас.  Коул изучал свою бутылку пива, как
будто никогда не видел  ее раньше. Он крутил  ее в руках, оставляя на стойке
влажные кружки.
     Бармен принес сигареты  и  японец  уронил  на  стойку  банкноту  в пять
долларов.  "Сдачи не  надо." Он  открыл пачку и  вытащил  сигарету. И  снова
улыбнулся нам.
     Коннор  достал   зажигалку  и  дал  японцу   прикурить.  Когда  человек
затянулся, Коннор сказал: "Доко кайша иттенно?"
     Человек заморгал: "Извините?"
     "Ваканне-но?", спросил Коннор. "Доко кайша иттенно?"
     Человек улыбнулся  и сполз с табурета.  "Соро-соро иканакутева. Шицурен
шимасу." Он слабо помахал рукой и отправился к друзьям через зал.
     "Дева мата", сказал  Коннор. Он  пересел на  табурет, где прежде  сидел
японец.
     Коул спросил: "О чем это вы?"
     "Я просто спросил, на какую компанию он работает",  ответил Коннор. "Но
он  не захотел отвечать. Я предположил,  что он хочет вернуться к  друзьям."
Коннор поводил рукой под стойкой, нащупывая что-то. "Похоже, чисто."
     Потом  он  повернулся к Коулу и сказал: "Значит  так,  мистер  Коул. Вы
сказали, что вас заменил начальник. Когда это произошло?"
     "В восемь пятнадцать."
     "И вы его не знаете?"
     "Нет."
     "А до этого времени, пока вы были на службе, шла запись с видеокамер?"
     "Конечно. Запись с камер идет всегда."
     "И начальник заменил ленты?"
     "Заменил? Не думаю. Насколько мне известно, ленты еще там."
     Он смотрел на нас озадаченно.
     "Вы, приятели, интересуетесь лентами?"
     "Да", сказал Коннор.
     "Потому  что я не  слишком  обращаю внимания  на ленты. Меня интересуют
камеры."
     "Как так?"
     "Здание  готовили к приему  и  было много  спешки.  Наверное, вы хотите
знать,  зачем перетащили  так  много  камер с других  частей  здания на этот
этаж?"
     Я спросил: "Как так?"
     "Вчера утром  этих камер  на сорок шестом  этаже  еще  не было", сказал
Коул. "Они стояли по всему зданию. Днем их кто-то перенес. Знаете,  их легко
переносить, потому что они не подсоединены к проводам."
     "Камеры без проводов?"
     "Да. Внутри здания сплошь сотовая  передача. Так задумано. Вот почему у
них нет аудио: по сотовой связи они не могут передавать всю полосу. Посылают
только  картинку. Но зато могут  перемещать камеры для своих целей. Смотреть
на то, что хотят видеть. Вы этого не знали?"
     "Нет", сказал я.
     "Удивляюсь, что  вам  никто не  сказал. Этим они больше всего  в  своем
здании гордятся." Коул допил пиво. "У меня только один вопрос: зачем кому-то
надо  было взять  пять  камер и  установить их этажом  выше приема?  Никаких
причин со  стороны  безопасности. Можно было  закрыть  доступ  в  лифты выше
определенного  этажа.  И для безопасности лучше, если камеры  стоят  этажами
ниже приема. Не выше."
     "Но лифты не были закрыты?"
     "Нет. Я сам думаю, тут что-то необычное." Он посмотрел на японцев через
зал. "Мне уже надо идти", сказал он.
     "Что ж", ответил Коннор. "Вы  были нам весьма полезны, мистер Коул.  Мы
могли бы еще раз поговорить с вами?.."
     "Я запишу вам свой телефон", сказал Коул, царапая ручкой по салфетке.
     "И свой адрес..."
     "Да, верно. Но, вообще-то, меня  несколько дней не будет в городе. Мать
заболела и просит повезти ее в Мексику на несколько дней. Вернусь, наверное,
в конце недели."
     "Надолго планируете?"
     "Примерно  на неделю. У меня подошел отпуск,  похоже,  самое  время его
взять."
     "Конечно", сказал Коннор. "Понимаю, как это  нужно. Еще  раз спасибо за
помощь."  Он пожал руку Коулу и легко  похлопал его по плечу. "А вы берегите
свое здоровье."
     "О, конечно."
     "Не пейте больше и спокойно поезжайте домой." Он выдержал  паузу. "Или,
может быть, вы решите сегодня ночью поехать куда-то еще."
     Коул кивнул. "Думаю, вы правы. Неплохая мысль."
     "Я точно знаю, что прав."
     Коул пожал мою руку. Коннор направился  к выходу. Коул  сказал: "Думаю,
ребята, зря вы трепыхаетесь."
     "Из-за лент?"
     "Из-за японцев. Что вы можете сделать? Всю  дорогу они на  шаг  впереди
нас. И у них в кармане  большие  люди. Теперь мы их не побьем. Вам двоим  их
никогда не побить. Для вас они просто слишком хороши."
     Снаружи под потрескивающей неоновой  вывеской Коннор сказал:  "Поехали,
время идет."
     Мы  сели  в  машину. Он  передал мне  салфетку.  На  ней было  написано
печатными буквами:
     ОНИ УКРАЛИ ЛЕНТЫ
     "Поехали", сказал Коннор.
     Я завел машину.


     ( Одиннадцатичасовые  новости закончились и  редакция была почти пуста.
Коннор  и я  прошли через  холл в звуковую комнату, где еще  горела  надпись
"Идет передача".
     На  экране  без звука заново прокручивали вечерние новости. Телеведущий
тыкал в монитор: "Я не дурак, Бобби! Я слежу за такими вещами. Последние три
вечера она делала и вводную и закругление." Он уселся в кресло и скрестил на
груди руки. "Я хочу слышать, что ты имеешь сказать, Бобби."
     Мой  друг Боб  Артур, тяжеловесный уставший продюсер одиннадцатичасовых
новостей, потягивал неразбавленный скотч из громадного  -- с его же кулак --
стакана. Он сказал: "Джим, ну просто так получается."
     "Так получается на моей заднице", сказал телеведущий.
     Телеведущая  была  ярко-рыжая  женщина с  валящей наповал фигурой.  Она
медленно  копалась  в своих  заметках,  стараясь  задержаться  и  подслушать
объяснение между Бобом и ее соперником.
     "Слушай", сказал ведущий. "это же оговорено в моем контракте.  Половина
вводных и половина закруглений. Все есть в контракте."
     "Но, Джим", сказал продюсер. "Сегодня  же были парижские моды и прием у
Накамото. Материал человеческих интересов."
     "А должен был быть серийный убийца."
     Боб вздохнул. "Его обвинение отложено. И, кроме того, публика устала от
серийных убийц."
     Телеведущий смотрел  скептически. "Публика  устала  от  серийных убийц?
Откуда ты это взял?"
     "Можешь   сам  прочесть  в  группе   анализа,  Джим.   Серийных   убийц
передержали. Нашу аудиторию тревожит экономика.  Они больше не хотят никаких
серийных убийц."
     "Нашу  аудиторию  тревожит  экономика  и  поэтому  мы  ведем Накамото и
парижские моды!"
     "Так  и  есть, Джим", сказал  Боб  Артур. "Звездные  приемы  собирают в
тяжелые времена. Именно это хотят видеть люди: моду и фантазию."
     Ведущий  смотрел  сердито: "Я журналист, я  сижу  здесь,  чтобы  делать
крутые новости, а не моду."
     "Верно, Джим", сказал продюсер. "Именно поэтому вечерние новости делала
Лиз. Мы хотим сохранить твой имидж для крутых новостей."
     "Когда Тедди Рузвельт выводил страну из Великой депрессии, он делал это
не модой и не фантазией."
     "Франклин Рузвельт."
     "Все равно. Ты  понял, что я сказал. Если народ тревожится, надо делать
экономику. Давай делать баланс платежей или что-то там еще."
     "Правильно, Джим. Но у нас  одиннадцатичасовые новости на местном рынке
и люди не хотят слышать..."
     "Именно это погано в Америке", объявил ведущий, пронзая воздух пальцем.
"Люди не желают слушать реальные новости!"
     "Верно, Джим. Ты абсолютно прав."  Он положил руку  на  плечо ведущего.
"Пойди, отдохни, окей? Мы поговорим завтра."
     Казалось, это был  некий  сигнал, потому что  телеведущая  закончила со
своими бумагами и уплыла.
     "Я  журналист", сказал  телеведущий. "Я просто хочу  делать работу, для
которой подготовлен."
     "Правильно, Джим. Остальное завтра. Спокойной ночи."



     "Глупый  болван",  сказал Боб  Артур,  ведя  нас  по  коридору.  "Тедди
Рузвельт,  боже  мой! Они  не  журналисты.  Они актеры. И считают количество
строчек, как все актеры." Он вздохнул и сделал  еще глоток  скотча. "Теперь,
парни, скажите еще раз, что вы хотите здесь посмотреть?"
     "Ленты с открытия Накамото."
     "Вы имеете в виду эфирные ленты. То, что мы показали вечером?"
     "Нет, мы хотим посмотреть сырые съемки с камер."
     "Полевые ленты. Ха. Надеюсь, они еще остались. Их могли свалить."
     "Свалить?"
     "Свалить, стереть.  Мы здесь пишем по сорок кассет в день.  Большинство
сразу  стираем. Полевые ленты храним с неделю, но надо же сокращать расходы,
понимаете?"
     По  одной стороне  редакции  стояли  полки  с  картриджами  Бетамака  в
стопках. Боб пробежал пальцем  по коробкам.  "Накамото... Накамото... Нет, я
их не вижу." Мимо прошла женщина. "Синди, Рик еще здесь?"
     "Нет, ушел домой. Тебе что-нибудь надо?"
     "Полевые ленты Накамото. Их нет на полке."
     "Посмотри в комнате Дока. Он их кроил."
     "Окей." Боб повел нас  через редакцию к закуткам на дальней стороне. Он
открыл  дверь  и  мы  вошли  в   небольшую,  захламленную  комнату  с  двумя
мониторами, несколькими стойками для лент  и редакторской консолью. Ленты  в
коробках валялись на полу. Боб поковырялся в  них. "Окей, ребята, вам везет.
Оригиналы с камер. Целая куча. Я вызову Дженни, чтобы она их вам прокрутила.
Она - наш лучший высматриватель. Она знает всех." Он высунул голову в дверь.
"Дженни! Дженни!!"



     "Окей,  посмотрим", сказала Дженни Гонсалес  через несколько минут. Это
была могучая дама лет за сорок  в  бифокальных очках. Она пробежала  глазами
записи   редактора   и   нахмурилась:   "Сколько  ни  говорю,   все   делает
неправильно...  Наконец-то,  вот  оно.  Четыре ленты.  Две  --  на  прибытие
лимузинов. Две сняты внутри на приеме. Что вы хотите посмотреть?"
     Коннор сказал: "Начнем  с прибытий."  Он  посмотрел  на  часы: "А можно
крутить быстрее? Мы торопимся."
     "Быстро, так быстро. Я привыкла. Будем смотреть на высокой скорости."
     Она  нажала  кнопку.  На  высокой  скорости  мы  видели,  как подлетают
лимузины, толчком открываются двери, люди выскакивают и, дергаясь, уходят.
     "Ищите  кого-нибудь  специально?  Потому что я  видела,  как  во  время
редактирования кто-то отмечал метраж для знаменитостей."
     "Мы ищем не знаменитостей", сказал я.
     "Очень плохо. Наверное,  мы только их и снимали." Мы смотрели на экран.
Дженни сказала: "Это сенатор Кеннеди. Немного  похудел, правда? Хлопс, ушел.
И  сенатор  Мортон.  Выглядит  весьма  в  форме. Не  удивительно.  Этот  его
отвратительный помощник. У  меня даже зубы застучали от злости. Сенатор Роу,
как обычно без жены. Это Том Хэнкс. Парня-японца я не знаю."
     Коннор сказал: "Хироши Масукава, вице-президент компании Мицуи."
     "Поехали  дальше.  Сенатор  Чалмерс,  искусственные  волосы   смотрятся
хорошо.  Конгрессмен Левин. Конгрессмен Дэниелс. На сей раз трезвый. Знаете,
я  удивилась,  что  Накамото  заполучила  на  прием  так   много  людей   из
Вашингтона."
     "Почему вы удивились?"
     "Ну, если  вдуматься, это просто открытие нового  здания.  Обычное  шоу
обычной корпорации. И  на  Западном  побережье. И  Накамото в  данный момент
находится в  весьма противоречивом  положении. Барбра Стрейзанд. Типа, что с
ней, я не знаю."
     "Накамото в противоречивом? Почему?"
     "Из-за продажи МайкроКона."
     Я спросил: "Что такое МайкроКон?"
     "МайкроКон  это  американская  компания,  которая  делает  компьютерное
оборудование. Ее пытается купить японская компания по имени Акаи Керамикс. В
конгрессе есть оппозиция продаже из-за опасения, что  Америка технологически
проигрывает Японии."
     Я спросил: "А какое отношение это имеет к Накамото?"
     "Накамото  --  дочерняя  компания  Акаи."   Первая  лента  кончилась  и
выскочила. "Здесь вам ничего не нужно?"
     "Нет. Продолжим."
     "Хорошо." Она  вставила вторую ленту. "В общем, я удивляюсь, как  много
сенаторов  и конгрессменов  считают, что допустимо  показаться здесь.  Окей,
поехали.  Еще  прибытия.   Роджер  Хиллерман,  заместитель  госсекретаря  по
тихоокеанским вопросам. С ним его помощник. Кеничи Айкоу, генеральный консул
Японии здесь,  в ЛА. Ричард Мейер, архитектор.  Работал для  Гетти.  Эту  не
знаю. Какой-то японец..."
     Коннор сказал: "Хисаши Кояма, вице-президент Хонда ЮС."
     "А-а, ага",  сказала  Дженни. "Он здесь уже  около  трех лет. Наверное,
скоро домой.  Это Эдна  Моррис, она возглавляет делегацию США на переговорах
ГАТТ. Не могу поверить, что она  появилась здесь,  это же очевидный конфликт
интересов. Но вот она, вся улыбается и чувствует  себя очень раскованно. Чак
Норрис. Эдди Сакамура. Некий местный плейбой. Не знаю  девушку,  что  с ним.
Том Круз со своей женой-австралийкой. И, конечно, Мадонна."
     На  убыстренной  ленте фотовспышки засверкали  почти  непрерывно, когда
Мадонна вышла из  своего лимузина  и стала  прихорашиваться. "Вам Замедлить?
Этим интересуетесь?"
     Коннор сказал: "Не сегодня."
     "Ну,  у нас ее, наверное,  целая прорва",  сказала Дженни.  Она  нажала
кнопку быстрой перемотки вперед и картинка покрылась серыми  полосами. Когда
она отжала кнопку, Мадонна танцевала к лифту, опираясь на руку парня-испанца
с усами. Картинка  помутнела, когда камера  вновь метнулась  на улицу, потом
снова стабилизировалась.
     "Это Дэниел  Окимото, эксперт по японской индустриальной  политике. Это
Арнольд  с Марией. А позади них  Стив Мартин  и Арата  Исодзаки, архитектор,
который построил музей..."
     Коннор перебил: "Остановите."
     Она  нажала  кнопку  консоли  и  картинка  замерла.  Дженни,  казалась,
удивилась. "Вас интересует Исодзаки?"
     "Нет. Назад, пожалуйста."
     Лента пошла назад, кадры мелькали  и  сливались, камера снова поехала к
Стиву Мартину  и назад к прибытию лимузина. На  мгновение камера прошла мимо
группы  людей,  которые  уже вышли  из своих лимузинов и  шагали по ковровой
дорожке.
     Коннор сказал: "Здесь."
     Картинка замерла. Чуть  смазано  я видел  высокую  блондинку  в  черном
платье для коктейлей, шагающую рядом с красивым мужчиной в темном костюме.
     "Ха!", сказала Дженни. "Вас интересует он или она?"
     "Она."
     "Дайте подумать", сказала Дженни, нахмурившись. "Я вижу ее на приемах с
вашингтонскими  типами  уже почти девять  месяцев. Она -- Келли Эмберг этого
года.  Род атлетической  модели.  Но  искушенной, вроде  Татьяны. Ее  имя...
Остин. Синди Остин, Кэрри Остин... Черил Остин, вот как."
     Я спросил: "Знаете о ней что-нибудь еще?"
     Дженни покачала головой.  "Знаете, имя вспомнить --  и то хорошо. Такие
девушки меняются  все время. Каждые шесть месяцев видишь новую, проходит год
-- и их нет. Бог знает, куда они деваются. Кто их проследит?"
     "А мужчина с ней?"
     "Ричард Левитт, пластический хирург. Работал с кучей больших звезд."
     "Здесь он что делает?"
     Она  пожала  плечами.  "Он  просто рядом. Спутник  звездам в беде. Есть
масса  таких  типов. Если  его  пациентки разводятся  или  что-то  такое, он
эскортирует  женщину.  Когда он не выводит в  свет клиентов, то сопровождает
модели, вроде нее. Конечно, вместе они смотрятся хорошо."
     На мониторе Черил и ее эскорт шли в нашу сторону дерганным ритмом: один
кадр каждые полсекунды. Медленным шагом. Я обратил внимание, что они ни разу
не взглянули друг на друга. Она казалась напряженной, что-то ожидающей.
     Дженни  Гонсалес сказала: "Так, пластический  хирург  и  модель.  Можно
спросить,  отчего такая  большая  заваруха вокруг  этих двух? Потому  что на
таких приемах они просто по одолжению, знаете ли."
     Коннор сказал: "Ее там убили."
     "О, так это она. Интересно."
     Я спросил: "Вы слышали об убийстве?"
     "О, конечно."
     "Это было в новостях?"
     "Нет, для одиннадцатичасовых не делали", сказала Дженни. "И,  вероятно,
утром тоже не будет. Я сама не видела. Но, в общем, это не история."
     "Почему так?", спросил я, взглянув на Коннора.
     "Ну, тут нет изюминки."
     "Не понимаю."
     "Накамото говорят,  это  новость  только  потому, что  случилась на  их
открытии. Они заняли позицию, что любой репортаж о происшествии ляжет на них
пятном. И в каком-то смысле они правы. То есть, если бы эту девушку убили на
фривее, это не стало бы событием  для новостей. Если бы ее убили при обычном
ограблении  магазина,  это  тоже не  стало бы новостью. Каждую  ночь  у  нас
два-три таких случая. Поэтому то, что ее убили на  приеме...  какая разница?
Это все еще  не новость.  Она  молодая  и  красивая,  но  в  ней  нет ничего
специального. Она не попадает ни в какой ряд."
     Коннор посмотрел на часы. "Мы можем посмотреть другие ленты?"
     "Съемки с приема? Конечно. Вы высматриваете эту девушку?"
     "Правильно."
     "Окей, поехали." Дженни вставила третью ленту.
     Мы  смотрели  сцены  приема на  сорок  пятом  этаже:  джаз-банд,  люди,
танцующие под развешанными украшениями. Мы напряглись, чтобы уловить девушку
в толпе.  Дженни сказала: "В Японии нам не надо было бы делать это самим.  У
японцев теперь  имеется изощренное  видео-распознающее матобеспечение. У них
есть  программа,  где вы задаете какой-нибудь образ,  скажем,  лицо,  и  она
автоматически  просматривает за  вас ленту и находит каждое  появление этого
лица.  Находит в толпе и везде, где  бы  оно ни появилось.  Есть возможность
задать трехмерный объект под определенным  ракурсом, а потом распознать  тот
же объект  под другими  углами зрения. Считается очень  хитрой, но  работает
медленно."
     "А у вас почему ее нет?"
     "О, они ее нам не продают. В нашей стране наиболее продвинутое японское
видео-оборудование недоступно.  Они  держат  нас на три-четыре  года позади.
Потому что это их технология и они могут делать с ней, что хотят. Конечно, в
подобных случаях программа была бы полезной."
     По экрану в бешеном темпе неслись картинки приема.
     Вдруг она остановила картинку.
     "Вот.  Слева на  заднем  плане. Ваша  Остин говорит  с  Эдди  Сакамура.
Конечно,  он  ее  знает. Сакамура  знает всех моделей.  Включить  нормальную
скорость?"
     "Да, пожалуйста", сказал Коннор, не отрываясь от экрана.
     Камера делала  медленную  панораму  зала. Большую часть  эпизода  Черил
Остин  оставалась на виду.  Смеясь  с Эдди  Сакамура, запрокидывая голову  и
положив руку на его предплечье,  счастливая быть с ним рядом. Эдди строил ей
гримасы. Казалось,  ему нравилось  ее смешить. Однако, время от  времени  ее
глаза  стреляли  по залу.  Словно она ждала того, что должно случиться.  Или
того, кто должен появиться.
     В  какую-то  секунду  Сакамура  понял,  что  не  полностью  владеет  ее
вниманием. Он схватил ее за руку и грубо дернул  к себе. Она повернулась. Он
близко наклонился  к  ней  и  прошипел что-то гневное. Потом совсем близко к
камере выступил  на  первый план  какой-то  лысый.  Свет  ярко освещал  его,
смазывая  черты лица, а голова заслонила нам  Эдди  и девушку.  Потом камера
повернула левее и мы их потеряли.
     "Черт."
     "Сначала?" Дженни отмотала назад и мы просмотрели еще раз.
     Я сказал: "Эдди с ней очевидно не счастлив."
     "Можно и так сказать."
     Коннор  нахмурился. "Так трудно понять, что  же мы видели. У вас есть к
этому звук?"
     Дженни  ответила: "Конечно, но  он, наверное,  так себе."  Она потыкала
кнопки  и  запустила  эпизод заново. На  дорожке  слышался  непрерывный  шум
вечеринки. Только иногда прорывались отдельные фразы.
     В одном месте Черил  посмотрела  на Эдди Сакамура и сказала: "...может,
если тебе это важно, я..."
     Его ответ утонул в шуме, но чуть  позже он  ясно сказал ей: "Но понимаю
... все о субботней встрече..."
     И в последние несколько  секунд панорамы, когда он дернул ее к себе, он
прошипел фразу вроде: "не будь дурой ... не дешеви ..."
     Я спросил: "Он сказал: не дешеви?"
     "Что-то вроде", ответил Коннор.
     Дженни сказала: "Хотите снова прокрутить?"
     "Нет",  ответил  Коннор. "Здесь  мы  больше  ничего не узнаем.  Поехали
дальше."
     "Хорошо", ответила Дженни.
     Скорость  снова  увеличилась,  участники приема дергались,  смеялись  и
отпивали короткие глотки из бокалов. И здесь я вмешался: "Помедленнее!"
     Снова нормальная скорость. Светловолосая женщина  в шелковом костюме от
Армани  обменивалась рукопожатием  с  лысым  мужчиной,  которого  мы  видели
несколькими моментами раньше.
     "Что такое?", спросила Дженни, глядя на меня.
     "Это его жена", ответил Коннор.
     Женщина наклонилась, чтобы легко поцеловать лысого. Потом она отступила
на шаг, чтобы сделать комплимент его костюму.
     "Она  --  адвокат  из офиса прокурора  округа", сказала Дженни.  "Лорен
Дэвис.  Помогала  в паре  крупных  процессов.  Душитель с  бульвара  Сансет,
перестрелка у Келлермана. У нее большие амбиции. Умная и с хорошими связями.
Говорят, у нее есть будущее, если она останется в офисе. Это может оказаться
правдой,  потому  что Уайленд еще даже  на  давал ей выходить  в  эфир.  Как
видите, у нее хорошая внешность, но он держит ее вдали от микрофонов. Лысый,
с которым она разговаривает, это Джон Маккенна из компании "Реджис Маккенна"
в Сан-Франциско. Компания делает много рекламы для фирм высокой технологии."
     Я сказал: "Можно продолжать."
     Дженни нажала кнопку. "Она действительно ваша жена, или партнер шутит?"
     "Да, она действительно моя жена. Была."
     "Вы сейчас в разводе?"
     "Ага."
     Дженни взглянула  на меня  и  хотела что-то сказать, потом передумала и
снова посмотрела на экран. Ни мониторе с большой скоростью снова продолжался
прием.
     Я обнаружил, что  думаю о  Лорен. Когда я узнал ее,  она была  яркой  и
амбициозной, но в реальной  жизни  понимала не слишком много. Она выросла  в
привилегированной семье,  ходила в колледжи  Айви  Лиг  и обладала  глубокой
верой привилегированной  личности, что любая ее мысль, по-видимому, является
правдой. Конечно, идея достаточно  хороша  для  жизни.  Ничего не  требуется
сравнивать с реальностью.
     Она была молода,  была  частью действительности.  Она еще  ощущала мир,
изучала, как он работает.  У  нее был энтузиазм и страсть в изложении  своих
верований.  Но  верования ее  менялись  в  зависимости  от того,  с кем  она
говорила в  последний  раз. Она  была  очень  впечатлительной. Она пробовала
идеи,  как  другие  женщины   примеряют  шляпки.   Она  всегда  была  хорошо
информированной о  последних тенденциях. Некоторое  время мне  нравились  ее
молодость и очарование, потом она стала меня раздражать.
     Потому  что  у   нее  не  было  никакой  сердцевины,  никакой  реальной
субстанции.  Она  напоминала телевизор: просто  транслировала последнее шоу.
Какое бы ни было. И никогда не подвергала его сомнению.
     В конечном счете, величайшим талантом Лорен было приспособляемость. Она
была  экспертом  по   смотрению  TV,  по  чтению  газет,  по  наблюдению  за
настроением  босса  --  за всем, что она  считала источником авторитета -- и
вычислению, в  каком  направлении  дуют ветры.  И перемещению  туда, где  ей
следует быть. Я  не  удивлялся,  что она пошла вверх. Ее жизненные ценности,
как и ее одежда, всегда были модными и современными...
     "... вам, лейтенант, но становится поздно... Лейтенант?"
     Я моргнул и вернулся в студию. Дженни обращалась ко мне.  Она указывала
на  экран, где  замершая картинка  показывала  Черил Остин  в черном платье,
стоящей с двумя пожилыми мужчинами в костюмах.
     Я взглянул на Коннора, однако он отвернулся и говорил по телефону.
     "Лейтенант? Эти вас интересуют?"
     "Да, конечно. Кто они?"
     Дженни нажала кнопку и лента пошла на нормальной скорости.
     "Сенатор  Джон Мортон и сенатор Стивен Роу.  Оба из сенатского комитета
по финансам. Того самого, в котором идут слушания по продаже МайкроКон."
     На  экране Черил смеялась и  кивала. В движении  она была  замечательно
красива,  интересная  смесь  невинности  и  сексуальности.  Иногда  ее  лицо
казалось  многознающим и чуть-чуть  суровым. Казалось,  что  она  знакома  с
обоими,  но не  слишком.  Она не приближалась  ни  к  одному  из  них  и  не
прикасалась  к ним, если не считать рукопожатий. Со своей стороны, сенаторы,
похоже,  остро  ощущали  присутствие камер и  выдерживали  дружескую, хотя и
несколько формальную манеру поведения.
     "Страна катится к  черту, а в рабочий день сенаторы  Соединенных Штатов
стоят, болтая с  фотомоделями",  сказала Дженни. "Не  удивительно, что мы  в
таком  прогале.  А  они  --  важные шишки. Поговаривают, что  Мортон  станет
кандидатом в президенты на следующих выборах."
     Я спросил: "Что вы о них знаете?"
     "Оба женаты. Ну, собственно, Роу наполовину разведен. Его жена остается
дома в Вирджинии. А он путешествует. И имеет склонность слишком много пить."
     Я смотрел на  Роу  на  экране монитора. Это был тот  человек, что вошел
вечером в наш лифт. И уже тогда он  был так пьян,  что почти падал.  Однако,
сейчас он пьян не был.
     "А Мортон?"
     "Предполагается, что он чист. Бывший атлет, крепкий, как орех. Питается
здоровой пищей. Человек семейный. Главные  области интересов Мортона - наука
и  технология.   Окружающая   среда.   Американская   конкурентоспособность,
американские ценности. В общем, все такое. Но я,  однако, слышала, что он не
настолько уж чист, что у него есть молодая подружка."
     "И это правда?"
     Она пожала плечами. "Такова легенда, его люди пытаются ее опровергнуть.
Но кто же скажет, где правда?"
     Лента  выскочила  и  Дженни  вставила  следующую.  "Эта  --  последняя,
приятели."
     Коннор повесил трубку и сказал:  "Забудьте про  ленту." Он  встал:  "Мы
уезжаем, кохай."
     "Почему?"
     "Я  поговорил с телефонной компанией о звонках с таксофона  в вестибюле
здания Накамото между восемью и девятью."
     "И что?"
     "В эти часы никаких звонков не было."
     Я  знал -- Коннор  предполагал,  что  кто-то  вышел  из комнаты  службы
безопасности и позвонил  с таксофона: Коул или один из  японцев.  Теперь его
надежды проследить многообещающую ниточку с помощью звонков разбились "Очень
плохо", сказал я.
     "Плохо?",  удивился Коннор. "Это чрезвычайно  полезно.  Это значительно
сужает  варианты.  Мисс  Гонсалес, у  вас  есть ленты с людьми,  покидающими
прием?"
     "Покидающими?  Нет. Как только  гости появились, все  команды поднялись
наверх, чтобы  снимать идущий прием.  Потом  привезли  ленты сюда к крайнему
сроку, пока прием еще продолжался."
     "Прекрасно. Тогда, как  мне кажется, мы здесь закончили. Спасибо вам за
помощь. Ваши познания замечательны. Поехали, кохай."


     ( Снова  в пути. На этот раз по адресу  в Беверли Хиллс. Но  сейчас уже
был  второй час ночи  и я устал. Я спросил: "Почему таксофон в вестибюле так
много значит?"
     Коннор  ответил: "Потому что вся  наша  концепция этого  дела вращалась
вокруг того,  звонил  ли  кто-нибудь  с  этого телефона  или  нет.  Реальным
вопросом сейчас является то, какая компания в Японии бодается с Накамото?"
     "Какая компания в Японии?", спросил я.
     "Да. Ясно, что это  корпорация, принадлежащая другому  кейрецу", сказал
Коннор.
     Я спросил: "Кейрецу?"
     "Японцы  структурируют свой  бизнес в большие  организации, которые они
называют  кейрецу.  Их шесть главных в  Японии,  и они  громадны.  Например,
кейрецу Мицубиси  состоит  из семисот отдельных  компаний, которые  работают
вместе,  или  имеют  взаимосвязанное   финансирование,  или  взаимосвязанные
соглашения  различного рода. Таких больших структур не существует в Америке,
потому  что  они  нарушали  бы  наши антитрестовские законы.  В  Японии они,
однако, являются нормой. Мы склонны думать о корпорациях, как о стоящих сами
по  себе.  Если  посмотреть на вещи японскими глазами, то нужно представить,
скажем, объединение компаний IBM, Сити-банка, Форда  и  Экссон,  у каждой из
которых  имелось  бы секретное соглашение с другими о кооперации, и  который
сообща финансировали бы исследования. Это означает,  что японская корпорация
никогда не остается в одиночестве  -- она всегда действует  в товариществе с
сотнями других  компаний.  И  все  они  конкурируют с  компаниями  из других
кейрецу.
     Поэтому, размышляя о  действиях корпорации Накамото, надо спросить, что
кейрецу Накамото  делает в  Японии.  И какие компании из других  кейрецу  ей
противостоят. Потому  что это  убийство является неприятностью для Накамото.
Можно даже рассматривать его, как прямое нападение на Накамото."
     "Нападение?"
     "Ну,  подумай,  Накамото  планирует  большой,  с  участием звезд, вечер
открытия  своего  здания. Они  хотят,  чтобы  прием  прошел  безупречно.  По
некоторой  причине  гостью  с  приема  задушили. Возникает  вопрос -- кто же
позвонил?"
     "То есть, кто сообщил об убийстве?"
     "Верно. Потому  что, кроме всего прочего, работники  Накамото полностью
контролируют обстановку: это их  прием, их  здание.  Им бы  ничего не стоило
дождаться  одиннадцати часов, когда  прием  закончится и гости разъедутся, а
потом  уж сообщить  об  убийстве. Если  я  преозабочен  собственным имиджем,
нюансами своего общественного облика, то поступил бы именно так.  Потому что
все остальное потенциально опасно образу корпорации Накамото."
     "Окей."
     "Однако,  сообщение   не  было  отложено  на   потом",  сказал  Коннор.
"Напротив,  кто-то позвонил о нем в восемь тридцать две, как раз когда прием
шел  вовсю. Весь вечер был поставлен под угрозу. И  наш вопрос теперь таков:
кто же позвонил?"
     Я сказал: "Вы  попросили  Ишигуро найти  человека, который звонил. И он
этого еще не сделал."
     "Правильно. Потому что он не может."
     "Он не знает, кто звонил?"
     "Не знает."
     "И вы думаете, что звонил кто-то не из корпорации Накамото."
     "Правильно."
     "Звонил враг Накамото."
     "Почти наверняка."
     Я спросил: "Так как же мы разыщем того, кто сообщил?"
     Коннор  засмеялся:  "Поэтому я  и проверил  телефон  вестибюля. Это  --
решающее свидетельство для нашего вопроса."
     "Почему решающее?"
     "Предположим, ты работаешь на  соперничающую корпорацию и хочешь знать,
что происходит внутри Накамото. Узнать ты не  сможешь,  потому  что японские
корпорации своих  сотрудников  нанимают пожизненно. Сотрудники ощущают  себя
членами одной семьи. И они  никогда не предадут собственную семью. Поэтому к
остальному миру  корпорация  Накамото  повернута  непроницаемой  маской, что
придает значение даже незначительным подробностям: какие сотрудники из самой
Японии находятся сейчас в городе, кто с кем встречается, приезды,  отъезды и
так далее. И ты можешь получить все эти подробности, если завяжешь отношения
с  охранником-американцем,  который весь день просиживает перед  мониторами.
Особенно  если  этот охранник  чувствителен к японскому предубеждению против
черных."
     "Продолжайте", сказал я.
     "Японцы  часто   пытаются  подкупить  местных  сотрудников  охраны   из
соперничающих фирм.  Японцы  -- честные  люди, однако их традиции  позволяют
такое поведение. На  войне  и  в любви все допустимо,  а  японцы смотрят  на
бизнес, как на войну. Подкуп прекрасен, если он удался."
     "Окей."
     "Далее, в первые несколько секунд после убийства мы можем быть уверены,
что только два человека знают, что девушка убита. Один из них -- сам убийца.
Другой -- охранник Тед Коул, который видел его на мониторах."
     "Постойте-ка, значит Тед Коул  видел его на  мониторах?  Он  знает, кто
убийца?"
     "Очевидно."
     "Он сказал, что ушел в восемь пятнадцать."
     "Он лгал."
     "Но если вы это знаете, почему бы нам..."
     "Он ни  за что не скажет нам", сказал Коннор. "По той же причине, что и
Филипс не хочет нам говорить. Вот почему я не арестовал Коула и не отвез его
для  допроса. В конечном счете это было бы потерей времени,  а время в нашем
случае  существенно. Мы  знаем,  что нам он не  скажет.  Вопрос:  он  сказал
кому-то еще?"
     Я начал догадываться, к чему он  клонит. "Вы хотите сказать, что это он
вышел из комнаты охраны  к таксофону в вестибюле, позвонил  кому-то и сказал
ему, что произошло убийство?"
     "Правильно.  Потому что он не мог пользоваться телефоном в комнате. Ему
надо было звонить с  таксофона  кому-то --  врагу Накамото  из соперничающей
корпорации. Кому-то."
     "Я сказал: "Но теперь мы точно знаем, что с этого телефона не звонили."
     "Правильно", сказал Коннор.
     "Поэтому вся ваша цепочка рассуждений рухнула."
     "Совсем нет.  Все прояснилось. Если  Коул никого не предупредил, то кто
же позвонил об убийстве? Ясно, что источником может быть только сам убийца."
     Я ощутил озноб.
     "Он позвонил нам, чтобы устроить неприятности Накамото?"
     "Вероятно", сказал Коннор.
     "Тогда откуда же он позвонил?"
     "Это еще  не ясно. Предполагаю,  что откуда-то изнутри здания. Есть еще
несколько других приводящих в замешательство мелочей, которые мы еще даже не
стали обдумывать."
     "Например?"
     Телефон в  машине  зазвонил. Коннор ответил, потом  передал трубку мне:
"Это вас."



     "Нет, нет", сказала миссис Асенио. "Ребенок прекрасно себя чувствует. Я
проведала ее несколько минут назад. Она в порядке. Лейтенант, я  хочу, чтобы
вы знали: звонила миссис Дэвис." Так она называла мою бывшую жену.
     "Когда?"
     "Мне кажется, минут десять назад."
     "Она оставила номер?"
     "Нет.  Сказала,  что сегодня  ночью  к ней  нельзя дозвониться.  Но она
хочет, чтобы  вы знали:  что  у нее там такое и, может  быть,  она уедет  из
города. Она говорит, что, наверное, не возьмет ребенка на уик-энд."
     Я вздохнул: "Окей."
     "Сказала, что позвонит вам завтра и скажет более определенно."
     "Окей."
     Я не удивился. Это типично  для Лорен. В последнюю минуту все поменять.
Никогда нельзя строить планы, включающие Лорен, потому что она всегда меняет
свои  намерения.  Наверное, это  последнее  изменение  означало,  что у  нее
завелся новый бойфренд и, возможно, она уедет с ним.
     Я привык  думать,  что вся эта  непредсказуемость  плохо отражается  на
Микеле. Однако, дети практичны. Казалось, Микела понимает, какова ее мать, и
не слишком расстраивается.
     Расстраиваюсь единственно я.
     Миссис Асенио сказала: "Вы скоро вернетесь, лейтенант?"
     "Нет. Похоже, я буду занят всю ночь. Вы сможете остаться?"
     "Да, но в девять утра мне надо идти. Я тогда постелю себе на кушетке?"
     Кушетка  у меня  в  гостиной. Она привыкла на  ней  спать, оставаясь на
ночь. "Да, конечно."
     "Окей, доброй ночи, лейтенант."
     "До свидания, миссис Асенио."



     Коннор   спросил:  "Что-нибудь   не   так?"  Я  удивился,  почувствовав
напряжение в его голосе.
     "Нет.  Просто моя  бывшая  устроила  обычную  пакость.  Не уверена, что
возьмет ребенка на уик-энд. А что?"
     Коннор пожал плечами: "Да, просто спросил."
     Мне показалось, что дело не так просто. Я спросил: "Что вы имели в виду
раньше, когда сказали, что дело может обернуться гнусно."
     "Я не уверен, может,  и нет", сказал  Коннор. "Наше лучшее  решение  --
раскрыть  его за  несколько  следующих  часов.  И  думаю,  нам это  удастся.
Ресторан впереди слева."
     Я увидел неоновую вывеску "Бора-Бора".
     "Им владеет Сакамура?"
     "Да. На самом-то деле, он всего  лишь частичный собственник. Не отдавай
машину служителю и поставь в красной  зоне. Нам  может  потребоваться быстро
уехать."



     "Бора-Бора" был  самым горячим рестораном ЛА  этой недели.  Декорирован
беспорядочным  скопищем  полинезийских  масок и  щитов.  Зеленые  деревянные
липовые панели  торчали над  баром,  словно зубы.  Над  открытой  кухней  на
огромном пятиметровом  экране  призрачно  шла  видеозапись  Принса.  В  меню
преобладала   кухня  тихоокеанского   побережья,  шум  стоял  оглушительный,
клиентура  состояла  из подающих  надежды киноработников.  Все были одеты  в
черное.
     Коннор улыбнулся: "Выглядит, словно  "Трейдер Вик" после взрыва  бомбы,
правда? Перестань пялиться. Ты что, мало со студенческими компаниями гулял?"
     "То-то  и  оно, что  мало", ответил  я. Коннор повернулся поговорить  с
евроазиатской хостессой.  Я заглянул в бар, где легко целовались  в губы две
женщины. Чуть далее японец  в черной кожаной  куртке  пилота бомбардировщика
обнимал громадную  блондинку. Оба  слушали  мужчину  с редеющими  волосами и
драчливыми манерами, в котором я узнал директора кинокомпании.
     "Пошли", сказал мне Коннор, "надо двигаться."
     "Что?"
     "Эдди здесь нет."
     "А где он?"
     "На вечеринке на холмах. Поехали."


     ( Дом по указанному адресу оказался на извилистой дороге на  холмах над
бульваром Сансет. Отсюда город  хорошо бы просматривался, но  туман закрывал
все.  Когда мы подъехали, по обеим сторонам улицы стояли роскошные машины: в
основном  седаны Лексус  вперемешку  с  несколькими Мерседесами-конвертибл и
Бентли. Служитель автостоянки посмотрел с  удивлением,  когда мы  остановили
свой скромный Шеви-седан и направились к дому.
     Как и другие коттеджи на этой улице, дом окружала трехметровая стена, а
подъездную  дорожку  перекрывали  управляемые из дома стальные  ворота.  Над
воротами  была  смонтирована  камера   безопасности  и  еще  одна  сторожила
тропинку, ведущую к дому.  Дорогу нам загородил частный охранник  и проверил
наши значки.
     Я спросил: "Чей это дом?"
     Десять  лет   назад  единственными   жителями   Лос-Анджелеса,  которые
установили бы такую  продуманную систему безопасности, были бы либо мафиози,
либо кинозвезды,  вроде  Сталлоне,  чьи  жестокие  роли привлекали  внимание
жестоких  визитеров. Но чуть  позднее все живущие  в  богатых районах  стали
ставить  разнообразную охрану. Она ожидалась, стала почти  что модной. Через
кактусовый садик мы  шли  вверх по  ступенькам в  сторону дома, который  был
модерновым, бетонным и похожим на крепость. Играла громкая музыка.
     "Человеку,  который владеет  "Максим Нуар"".  Должно быть он перехватил
мой  озадаченный  взгляд. "Это  магазин  дорогой  одежды,  знаменитый своими
снобами-покупателями. Там покупают одежду Джек Николсон и Шер."
     "Джек Николсон и Шер!", сказал я, покачав  головой.  "Откуда вы все это
знаете?"
     "Многие японцы  сейчас тоже покупают в "Максим Нуар". Как и большинство
дорогих американских магазинов  он  давно бы  вышел  из бизнеса,  если бы не
визитеры из Токио. Он зависит от японцев."
     Когда мы подошли к входной двери, появился громадный мужик в спортивной
куртке. У  него  была  папка с  именами гостей. "Извините, джентльмены, сюда
только по приглашению."
     Коннор сверкнул значком. "Мы хотим поговорить с одним из ваших гостей",
сказал он.
     "С кем именно, сэр?"
     "С мистером Сакамура."
     Он не показался обрадованным. "Подождите здесь, пожалуйста."
     Из коридора  мы могли видеть гостиную. Там толпились гости,  которые на
первый взгляд казались в основном теми  же людьми, которые присутствовали на
открытии  Накамото.  Как  и в  ресторане,  все носили  черное.  Однако,  мое
внимание  привлекла  скорее  сама  комната:  она  была  совершенно  белой  и
совершенно без украшений. Никаких  картин на стенах. Никакой мебели.  Просто
голые  белые стены и голый  однотонный ковер. Казалось,  что гости чувствуют
себя не  в своей тарелке. Они держали в  руках бокалы и салфетки, озираясь в
поисках места, куда их положить или поставить.
     На  пути  в  гостиную  мимо  нас прошла пара. "Род  всегда  знает,  что
делать", сказала она.
     "Да",  согласился  он.  "Весьма  элегантный минимализм.  В этой комнате
главное -- нарядность. Я не  представляю,  как вообще ему  удалось  добиться
такой окраски. Она абсолютно совершенна. Ни  одного мазка кистью,  ни одного
пятнышка. Безукоризненная поверхность."
     "Именно так и надо", откликнулась она. "Интеграл всей его концепции."
     "Весьма, весьма дерзко", вторил мужчина.
     "Дерзко?", спросил  я Коннора. "О чем они  толкуют.  Это  просто пустая
комната."
     Коннор улыбнулся. "Это называется faux ren -- стиль без субстанции."
     Я рассмотрел толпу.
     "Вон  сенатор Мортон." Он  стоял в углу и длинно  говорил. При этом был
сильно похож на кандидата в президенты.
     Охранник все не возвращался, поэтому  мы на несколько шагов заступили в
комнату. Придвинувшись  ближе к сенатору Мортону, я услышал, как он говорит:
"Да,  могу  вам точно  сказать,  почему  я встревожен  масштабами  японского
овладения американской  индустрией. Если  мы  потеряем способность создавать
собственные продукты, то потеряем контроль над собственной судьбой. Вот  так
просто.  В  1987  году  мы, например,  узнали, что  Тошиба  продала  русским
ключевую  технологию,  которая позволит Советам сделать беззвучными винты их
подлодок. Русские ядерные  подлодки теперь сидят  почти на  берегу, а мы  не
можем их засечь, потому что они получили технологию от Японии. Конгресс впал
в  ярость,  американский  народ  стоял  на  ушах. В  самом  деле,  это  было
возмутительно.  Конгресс  планировал  экономические санкции  против  Тошиба.
Однако лоббисты американских  компаний выступили  в  их  защиту,  потому что
американские  компании, вроде Хьюлетт-Паккард и Компак,  зависят от Тошиба в
области компьютерных чипов. Они не могли поддерживать бойкот, потому  что  у
них  нет других  источников  снабжения.  Фактически  мы  не  смогли  нанести
ответный удар. Они продали жизненно важную технологию нашему врагу, и  мы не
смогли  с этим ничегошеньки поделать.  Это проблема.  Сегодня мы  зависим от
Японии, а я считаю, что Америка не должна зависеть ни от одной нации."
     Кто-то   задал   вопрос   и   Мортон  кивнул:   "Да,  верно,  с   нашей
промышленностью  не  все  в  порядке.  Реальная  зарплата  в стране  сегодня
находится  на  уровне  1962  года.  Покупательная  способность  американских
рабочих вернулась туда, где была тридцать лет назад. И  это  важно, даже для
вполне устроенного  народа, который  я вижу  в этой комнате, потому что  это
означает, что  у американских потребителей нет денег, чтобы  смотреть  кино,
покупать  машины или  одежду, и вообще  все то,  что  люди хотят купить.  По
правде говоря, наша нация серьезно сползла вниз."
     Женщина что-то спросила, что я не  расслышал, и  Мортон ответил: "Да, я
именно  это  сказал --  на  уровень  1962 года.  Я знаю,  что  в это  трудно
поверить, но вспомните пятидесятые,  когда американский рабочий  мог владеть
домом,  воспитывать  детей  и послать их в колледж учиться -- и все  на одну
зарплату.  Сегодня работают оба  родителя, но большинство  людей все  еще не
могут себе позволить иметь дом. На доллар купишь все меньше, все дорожает на
глазах. Люди борются просто  за то,  чтобы удержаться на достигнутом уровне.
Они не могут двигаться дальше."
     Я обнаружил, что  киваю  тому,  что слышу. Месяцем раньше я  попробовал
найти дом, надеясь получить дворик для Микелы. Но в ЛА цены на  дома  просто
невозможные. Я не смогу позволить его себе, пока заново не  женюсь. Может, и
тогда не смогу, если учесть...
     Я   почувствовал  острый  толчок   под  ребро,   повернулся  и   увидел
привратника. Он дернул головой к входной двери: "Назад, парни."
     Я разозлился. Глянул на Коннора, однако он спокойно пошел к выходу.
     На  дорожке  привратник   сказал:  "Я  проверил.  Здесь  нет  господина
Сакамуры."
     "Господин Сакамура", сказал Коннор, "это японский джентльмен, стоящий в
глубине комнаты, справа от вас. Он говорит с рыжей женщиной."
     Привратник покачал головой. "Извините,  приятели, если у вас нет ордера
на обыск, я прошу вас удалиться."
     "Здесь нет проблемы",  сказал Коннор. "Господин Сакамура -- мой друг. Я
знаю, что он захочет поговорить со мной."
     "Извините, у вас есть ордер?"
     "Нет", сказал Коннор.
     "Тогда вы нарушаете право частной собственности. И я прошу вас уйти."
     Коннор просто стоял.
     Привратник отступил на  шаг и расставил ноги пошире. Он сказал: "Думаю,
вам следует знать, что у меня черный пояс."
     "В самом деле?", сказал Коннор.
     "Как и у Джефа", добавил привратник, когда появился второй охранник.
     "Джеф", спросил Коннор, "это вы повезете своего друга в больницу?"
     Джеф  гнусно  ухмыльнулся. "Знаете,  я  люблю  юмор, это забавно. Окей,
мистер мудрец.  Ты ошибся адресом и стоит  тебе  это объяснить. Выкатывайся.
Немедленно." Твердым пальцем он ткнул Коннора в грудь.
     Коннор тихо произнес: "Это нападение."
     Джеф сказал: "Эй, приятель, твою мать. Я сказал тебе, что ты ошиб..."
     Очень быстро Коннор что-то сделал и Джеф  внезапно  покатился на  полу,
корчась  от боли, и успокоился у пары черных брюк. Подняв  глаза, я  увидел,
что человек, носивший  эти брюки,  был одет во  все черное:  Черная рубашка,
черный  галстук,  черный  атласный  пиджак.  У  него  были  седые  волосы  и
драматические  голливудские  манеры. "Я  -- Род  Двайер. Это мой дом. В  чем
состоит проблема?"
     Коннор вежливо представил нас обоих и показал свой значок. "Мы здесь по
официальному делу. Мы просим возможности поговорить с одним из ваших гостей,
мистером Сакамура, то есть с человеком, стоящим в том углу."
     "А  этот?",  спросил Двайер, указывая на Джефа, который все задыхался и
кашлял на полу.
     Коннор спокойно ответил: "Он на меня напал."
     "Я  не нападал,  мать твою!", простонал  Джеф, приподнявшись на локте и
кашляя.
     Двайер спросил: "Вы до него дотронулись?"
     Джеф промолчал, сгорая от ярости.
     Двайер повернулся  к нам.  "Извините,  что так произошло.  Эти  люди --
новички. Я не  знаю,  что  это им  взбрело в голову. Я  могу предложить  вам
выпить?"
     "Спасибо, но мы на службе", ответил Коннор.
     "Позвольте мне самому попросить мистера Сакамура подойти и поговорить с
вами. Еще раз -- ваше имя?"
     "Коннор."
     Двайер отошел. Первый охранник помог  Джефу подняться  на ноги. Ковыляя
прочь, Джеф пробормотал: "Чтоб вас затрахали в задницу!"
     Я спросил: "Запомнил, что полицию надо уважать?"
     Но Коннор, глядя в пол, покачал головой: "Мне очень стыдно", сказал он.
     "Почему?", спросил я.
     Он не захотел объяснить.



     "О, Джон! Джон Коннор! Хисашибури дана! Давненько не виделись! Что  это
они к вам привязались, приятели? Хай!" Он хлопнул Коннора по плечу.
     Вблизи Эдди Сакамура оказался не так уж красив. Лицо у него было серого
цвета с  рябинами  оспы и  пахло  от  него вчерашним  скотчем. Жесты резкие,
гиперактивные, и говорил он очень быстро. Прыткий Эдди явно не был спокойным
человеком.
     Коннор сказал: "Я в полном порядке, Эдди. Как у тебя? Что поделываешь?"
     "Да  не  жалуюсь,   капитан.  Разве  одна-две  мелочи  только.  Получил
пятьдесят первую, вождение в  нетрезвом виде, пытался отмазаться, но знаете,
с моим-то  послужным  списком это сделать тяжело. Ладно! Жизнь продолжается!
Что вы делаете  здесь? Весьма  крутое местечко,  а?  Новейшая штука: никакой
мебели!  Род  изобрел  новый  стиль.  Великолепно!  Никто не  сможет  больше
присесть!" Он засмеялся. "Новый стиль! Великолепно!"
     У меня сложилось впечатление, что он на наркотиках. Слишком маниакален.
Я хорошо рассмотрел  шрам на его левой  руке. Пурпурно красный, примерно три
на четыре сантиметра. Похож на старый ожог.
     Коннор понизил голос и  сказал:  "Эдди,  на самом-то деле  мы  здесь по
поводу яккайгото на приеме у Накамото."
     "А, да", ответил Эдди, тоже понизив голос. "Не удивительно, что она так
плохо кончила. Она была хеннтай."
     "Извращенка? Почему ты так говоришь?"
     Эдди сказал: "Выйдем  наружу?  Будто  выкурить  сигарету, а  то  Род не
разрешает курить в доме."
     "Окей, Эдди."
     Мы  вышли наружу и  встали  на краю кактусового  садика.  Эдди  закурил
ментоловую  "Милд Севен".  "Ну,  капитан,  я  не знаю,  что вы  уже  про нее
слышали. Та еще девушка. Трахалась со многими с этой вечеринки.  Трахалась с
Родом. Здесь нам легче будет говорить, окей?"
     "Конечно."
     "Я очень хорошо знаю эту девушку. По-настоящему хорошо. Вы ведь знаете,
что  я --  хиннаридако?  Ничего не  могу  с собой поделать!  Я -- популярный
парень! Она всегда ходила со мной. Все время."
     "Я знаю, Эдди. Говоришь, у нее были проблемы?"
     "Большие  проблемы,  амиго.  Гранде  проблемос, говорю  вам.  Она  была
больная, эта девушка. Она свихнулась на боли."
     "Таких в мире полно, Эдди."
     Он затянулся сигаретой. "Ну, нет", сказал он. "Я-то толкую  о другом. Я
говорю, насколько сильно  она  свихнулась.  Ей  был кайф,  когда  делаешь ей
по-настоящему больно. Она всегда просила, еще, еще, сильнее. Дави сильнее."
     Коннор спросил: "Шею?"
     "Ага, шею. Правильно. Сдави мне шею. Ага. Вы такое слышали? А иногда --
пластиковый пакет. Знаете, такой -- для химчистки? Наденет на голову, стянет
и держит вокруг шеи, пока ее трахаешь,  а она сосет  пластик ртом и синеет с
лица.  Ногтями впивается  в спину. Задыхается и сопит. Боже  милосердный.  Я
этого не любил. Но, скажу вам, у этой девушка была та еще дырочка.  То есть,
когда  она  разойдется, то  скачка  дикая.  Навсегда запомнишь. Я  вам точно
говорю. Но по мне  уже  чересчур. Всегда на краю, понимаете?  Всегда риск. И
всегда  толкает за край. Может,  и  на  этот раз. Может,  в  последний  раз.
Понимаете,  о  чем я говорю?" Он щелчком  выбросил  окурок и тот  зашипел  в
кактусовых колючках. "Иногда это возбуждает. Вроде русской рулетки. Только я
не выносил этого, капитан. Серьезно. Не мог.  А ведь вы меня знаете, я люблю
крутые вещи."
     Я обнаружил,  что голос Эдди Сакамуры вызывает у  меня дрожь. Я пытался
записать,  что  он говорит, но его слова кувыркались в беспорядке, и мне это
не удалось. Он закурил  еще сигарету, руки его тряслись. Он продолжал  очень
быстро  говорить,  для  пущей  выразительности  размахивая тлеющим  кончиком
сигареты в воздухе.
     "Я хочу сказать, эта девушка,  она  --  целая проблема",  говорил Эдди.
"Окей, она прелестная, прелестная девушка. Но иногда она не выходила никуда,
потому что выглядела слишком  плохо. Иногда  ей требовалась масса косметики,
потому что на шее кожа чувствительная, ребята. А у нее всегда синяки. Кольцо
синяков,  словно  воротник. Плохо. Наверное,  вы сами видели.  Вы  ее видели
мертвой, капитан?"
     "Ага, видел."
     "Тогда...", он  поколебался. Казалось,  он  мысленно  отступил  на шаг,
что-то пересматривая.  Он  стряхнул  пепел с  сигареты.  "Ну, в  общем... Ее
задушили, или что?"
     "Да, Эдди, ее задушили."
     Он затянулся. "Ага. Простая арифметика."
     "Ты ее видел, Эдди?"
     "Я? Нет. О чем вы говорите? Как я мог ее видеть, капитан?" Он выдохнул,
выпустив в ночной воздух клубы дыма.
     "Эдди, посмотри на меня."
     Эдди повернулся к Коннору.
     "Посмотри мне в глаза. А теперь скажи мне: ты видел ее тело?"
     "Нет. Капитан, не  надо." Эдди коротко  и нервно хмыкнул и отвел глаза.
Он  щелчком  выбросил сигарету  и она закувыркалась  в  воздухе, разбрасывая
искры. "Что это? Допрос третьей степени? Нет, я не видел ее тела."
     "Эдди."
     "Клянусь, капитан."
     "Эдди. Каким образом ты в это вовлечен?"
     "Я  вовлечен?   Чепуха.  Не  я,  капитан.  Я,  конечно,  знал  девушку.
Встречался  с  ней  иногда.  Трахал  ее,  конечно.  Что за черт. Она  слегка
странная, но забавная. Забавная девушка. Великая дырочка.  Вот  так, старик.
Это  все." Он  огляделся и закурил  еще  сигарету. "Приятный садик кактусов,
правда? Их называют ксерискейпы. Последняя мода. Лос-Анджелес возвращается к
жизни в пустыне. Это хаяттеруноса -- очень модно."
     "Эдди."
     "Не надо, капитан. На этом и прервемся. Мы знаем друг друга давно."
     "Конечно, Эдди. Но у меня небольшая проблема. Где ленты безопасности?"
     Эдди смотрел равнодушно и невинно. "Ленты безопасности?"
     "Человек со  шрамом  на руке и в  галстуке  с  треугольниками  вошел  в
комнату безопасности Накамото и забрал видеоленты."
     "Черт побери. Какая комната безопасности? О чем вы, капитан?"
     "Эдди."
     "Кто это вам сказал? Это не правда, старик.  Забрал ленты безопасности?
Я  никогда  не делал ничего  похожего.  Вы что,  сбесились?"  Он  перекрутил
галстук и взглянул  на  ярлычок.  "Это галстук поло,  капитан.  Ральф Лорен.
Поло. Полно таких галстуков, могу поспорить."
     "Эдди. Как насчет "Империал Армс"?"
     "А что там такое?"
     "Ты был там вечером?"
     "Нет."
     "Ты вычистил комнату Черил?"
     "Что?"  Эдди  казался шокированным. "Что?  Нет.  Вычистил  ее  комнату?
Откуда вы взяли все это дерьмо, капитан?"
     "Девушка через холл... Джулия Янг", сказал Коннор. "Она рассказала нам,
что видела тебя  вечером  с другим  человеком в  комнате  Черил в  "Империал
Армс"."
     Эдди потряс руками в воздухе. "Иезус, капитан! Послушайте,  эта девушка
не знает, видела она меня  прошлым вечером или  в прошлом месяце, старик. Да
она -- трахнутая наркоманка. Загляните ей между  пальцев и найдете отметины.
Посмотрите  по  краям дырочки  -- вы  их тоже увидите.  Эта  девушка грезит,
старик.  Она  не сознает,  что  когда  происходит.  Ну,  вы  даете,  старик.
Приходите  сюда и говорите  мне  такое. Мне это не нравится."  Эдди выбросил
сигарету и  немедленно закурил другую. "Мне  не нравится  этот  кусок. Вы не
видите, что происходит?"
     "Нет", сказал Коннор. "Расскажи мне, Эдди, что происходит?"
     "Все  это  дерьмо  --  неправда,  старик. Все  --  неправда."  Он часто
затягивался. "Знаете, о чем все  это? Это не о какой-то трахающейся девушке,
старик.  Это все  -- о  субботней встрече.  Дою каи,  Коннор-сан.  Секретные
встречи. Вот о чем это."
     Коннор бросил: "Сонна бакана."
     "Не бакана, Коннор-сан. Не чепуха."
     "Что девушка из Техаса может знать о дою каи?"
     "Она  что-то знала.  Хонто  нанда. А она любила  причинять хлопоты, эта
девушка. Любила устраивать заварухи."
     "Эдди, мне кажется, тебе лучше пойти с нами."
     "Прекрасно! Превосходно! Вы  сделаете  работу за них. За  куромаку." Он
повернулся  к  Коннору.  "Черт, капитан! Не  надо.  Вы  же  знаете, как  это
работает.  Девушку  убили  у  Накамото. Вы знаете мою семью, моего отца, это
Даймацу. Теперь  в  Осаке прочитают,  что  у  Накамото  убита  девушка  и  я
арестован по подозрению. Их сын."
     "Задержан."
     "Задержан.  Все  равно.   Вы  же  знаете,   что  это  будет   означать.
Тайхеннакото-ни нару  дзо. Отец  уйдет в отставку, его компания должна будет
принести извинения Накамото. Наверное, выплатить репарации. Отдать некоторые
преимущества в бизнесе. Это мощное осовачи-ни нарудзо. Если вы заберете меня
в  тюрьму,  то  сами  все  это  сделаете."  Он щелчком выбросил  окурок. "Вы
думаете, что я совершил это убийство,  и  арестуете  меня. Прекрасно. Но  вы
просто прикрываете свою задницу, а мне этим  нанесете  массу вреда. Капитан,
вы же это знаете."
     Коннор долго молчал. Стояла тишина. Мы кругами ходили вокруг садика.
     Наконец   Эдди  сказал:  "На,  Коннор-сан.   Таномуе..."  Голос  звучал
умоляюще. Казалось, он просил передышки.
     Коннор вздохнул. "У тебя есть паспорт, Эдди?"
     "Ага, конечно, всегда с собой."
     "Давай его."
     "Ага, конечно. Окей, капитан. Вот он."
     Коннор взглянул на него и передал мне. Я сунул его в свой карман.
     "Окей, Эдди. Но лучше не мурина  кото. Или ты будешь объявлен  персоной
нон  грата,  Эдди. И  я лично посажу  тебя  на  следующий самолет  в  Осаку.
Вакаттака?"
     "Капитан,  вы  защитили честь моей семьи. Он-ни киру-е." И он церемонно
поклонился, держа обе руки по бокам.
     Коннор поклонился в ответ.
     Я просто  смотрел.  И не мог поверить в то, что вижу. Коннор  собирался
его отпустить. Я подумал, что, позволяя это, он свихнулся.
     Я вручил Эдди свою визитную карточку и выдал обычную речь, что он может
позвонить мне, если что-нибудь вспомнит. Эдди пожал плечами, сунул визитку в
карман рубашки и  закурил  очередную сигарету. Я  был  не в счет: сделку  он
заключил с Коннором.
     Эдди было пошел к дому, но остановился. "Я здесь с одной рыжухой, очень
интересной", сказал  он. "После вечеринки я поеду в свой дом на холмах. Если
понадоблюсь, то я там. Спокойной ночи, капитан. Спокойной ночи, лейтенант."
     "Спокойной ночи, Эдди."
     Мы направились вниз по ступенькам.



     "Надеюсь, вы понимаете, что делаете", сказал я.
     "Именно так", ответил Коннор.
     "Потому что мне он кажется чертовски виновным."
     "Может быть."
     "Если интересуетесь моим мнением, то лучше бы взять его. Безопаснее."
     "Может быть."
     "Хотите, вернемся и заберем его?"
     Он покачал головой: "Нет. Мое даи рокки говорит нет."
     Я знал  эти слова,  они означали -- шестое  чувство.  Японцы сильны  на
интуицию. Я сказал: "Ладно, хорошо, надеюсь, вы правы."
     Мы продолжали спускаться по ступенькам в темноте.
     "Во всяком случае", сказал Коннор, "я его должник."
     "В чем именно?"
     "Было  время,  несколько  лет  назад, когда мне  понадобилась кое-какая
информация.  Помнишь дело с отравлением рыбой фугу?  Ну, в  общем,  никто из
японской  общины не хотел откровенничать со мной. Как  каменная стена. А мне
надо было  знать. Это  было...  ну,  важно. И  Эдди мне  рассказал. Ему было
страшно это  делать и он не хотел,  чтобы об этом  кто-либо знал.  Но он это
сделал. Наверное, я обязан ему собственной жизнью."
     Мы дошли по ступенькам до конца.
     "И он вам об этом напомнил?"
     "Он никогда об этом не напомнит. Это мое дело -- помнить."
     Я  сказал:  "Прекрасно, капитан.  Все  эти  обязательства  прекрасны  и
благородны. И я полностью стою за  межрасовую гармонию. Но тем не менее, он,
возможно,  убил ее, украл ленты  и вычистил  квартиру. Эдди Сакамура кажется
мне спущенным мячом.  Он ведет  себя как подозреваемый. А мы просто-напросто
уходим. Позволяя ему гулять."
     "Верно."
     Мы  продолжали  идти.  Я  размышлял  и все  более тревожился. Я сказал:
"Знаете, а ведь официально -- это мое расследование."
     "Официально - это расследование Грэма."
     "Ладно,  окей.  Но мы будем выглядеть  глупо,  если  обернется, что это
сделал все-таки он."
     Коннор  вздохнул,  словно  теряя  терпение. "Окей. Давай  пройдемся  по
цепочке  того,  что ты думаешь могло случиться. Допустим, Эдди убил девушку,
правильно?"
     "Правильно."
     "Он мог бы видеться с ней в любое время, но тем не менее решил трахнуть
ее на столе  заседаний,  а  потом  ее  убил.  Потом спустился в вестибюль  и
притворился  сотрудником Накамото --  хотя самое последнее дело: представить
Эдди Сакамура в роли сотрудника. Но предположим, что это сошло. Он ухитрился
отпустить  охранника и  забрал ленты. Он  ушел  именно тогда, когда появился
Филипс.  Потом он поехал в квартиру Черил, чтобы все вычистить, но при  этом
зачем-то засунул собственные снимки  в  зеркало Черил. Потом он отправился в
"Бора-Бора" и  сказал всем, что  едет на  вечеринку в Голливуд. Где мы его и
нашли в зале без мебели, спокойно болтающего с рыжухой.  Вечер  кажется тебе
именно таким?"
     Я  не ответил. Когда он все  так изложил,  смысла оказалось маловато. С
другой стороны...
     "Я просто надеюсь, что он этого не делал."
     "Я тоже надеюсь."
     Мы спустились на уровень улицы. Служитель побежал, чтобы подогнать нашу
машину.
     "Знаете",  сказал я, "он так грубо  рассказывал всякое, вроде надевания
пакета на голову, это просто отвратительно."
     "Ну, это ничего на  значит",  возразил Коннор. "Вспомни-ка,  Япония  не
приняла ни Фрейда, ни христианства. Они не испытывают  ни  вины, ни смущения
по  поводу секса.  Никаких проблем с  гомосексуальностью,  никаких проблем с
причудливым  сексом.  Всего  лишь  проза  жизни.  Некоторым   нравится  так,
некоторым --  иначе,  наплевать.  Японцы  не  могут  понять, почему  мы  так
озабочены  честной  телесной функцией. Им  кажется,  что на  почве  секса мы
слегка сдвинуты. И  у них есть основания так  думать." Коннор  посмотрел  на
часы.
     Подкатила машина  охраны. Высунулся  человек в форме. "Эй, ребята, есть
ли проблемы на вечеринке там, наверху?"
     "Вроде каких?"
     "Пара  типов  устроила  драку.  Что  там  за  драка?  Нам  сообщили  по
телефону."
     "Не знаю", сказал Коннор. "Наверное, лучше подняться и проверить."
     Охранник выбрался из  машины, подобрал здоровенное брюхо и  пошел вверх
по ступенькам. Коннор оглянулся на высокие стены. "Знаешь, что у  нас сейчас
частной охраны больше, чем  полиции? Все строят стены и нанимают охранников.
А  в Японии можно в полночь прогуляться в парке, посидеть там на скамейке, и
ничего  с тобой не  случится. Ты в полной безопасности -- и днем,  и  ночью.
Можешь ходить куда угодно.  Тебя не ограбят, не побьют  и не убьют.  Не надо
вечно  оглядываться,  не  надо  ни о чем тревожиться. Не нужны  ни стены, ни
телохранители.  Твоя безопасность  --  это  безопасность всего общества.  Ты
свободен.  Это чудесное  ощущение.  Здесь нам  всем  надо  запираться. Запри
дверь. Запри  машину. Люди  проводят всю  жизнь взаперти, как в  тюрьме. Это
безумие. Это  угнетает.  Однако американцы  уже очень давно  забыли, что это
такое  -- чувствовать подлинную  безопасность. Где угодно. Ну,  вот  и  наша
машина. Поехали в отделение."
     Мы  покатили  вниз  по  улице, когда позвонила операторша штаб-квартиры
даунтауна. "Лейтенант Смит", сказала она, "мы получили запрос на специальную
службу."
     "Я ужасно занят", ответил я. "Это нельзя отложить?"
     "Лейтенант  Смит,  патрульные  офицеры  требуют специальную  службу для
важняка в девятнадцатом районе."
     Проблемы была с важным визитером. "Понял", сказал  я, "но  я уже выехал
на другое дело. Отдайте это запасному."
     "Но  дело  на  шоссе  к  бульвару Сансет",  сказала  она. "Разве вы  не
находитесь рядом с..."
     "Хорошо", сказал я. Теперь я понял, почему она столь настойчива.  Вызов
с места, которое всего в нескольких  блоках отсюда. "Окей",  сказал я. "А  в
чем проблема?"
     "Важняк ВНВ, уровень G плюс один. Фамилия -- Роу."
     "Окей", сказал я, "мы едем." Я положил трубку и развернул машину.
     "Интересно", сказал  Коннор.  "Уровень G плюс один -- это  американское
правительство?"
     "Да", ответил я.
     "Значит, это сенатор Роу?"
     "Похоже на то", ответил я. "Вождение в нетрезвом виде."


     ( Черный  Линкольн-седан  стоял на лужайке  дома на Сансет-Плаза Драйв.
Две черно-белые машины полиции  приткнулись  на  обочине,  сверкая  красными
мигалками. Выше  них на лужайке  возле  Линкольна стояло  с полдюжины людей.
Мужчина в купальном халате  скрестил руки на груди. Пара девушек в коротких,
сверкающих блестками платьях, очень красивый светловолосый мужчина под сорок
в такседо,  и молодой человек  в  голубом костюме, в  котором я  сразу узнал
помощника, вошедшего в лифт вместе с сенатором Роу.
     Патрульный  вытащил  видеокамеру  и  ярко  освещал  сенатора  Роу.  Тот
прислонился к передней  решетке Линкольна и закрывал  лицо руками  от света.
Когда подошли мы с Коннором, он громко ругался.
     Человек в купальном  халате  подошел к нам и сказал: "Я хочу знать, кто
за это заплатит?"
     "Подождите минуту, сэр." Я продолжал идти.
     "Он  не может так вот просто испортить мне лужайку. За нее должно  быть
заплачено."
     "Просто дайте мне минуту, сэр."
     "До ужаса напугал мою жену, а у нее рак."
     Я  сказал: "Сэр,  пожалуйста,  дайте мне минуту,  а  потом я поговорю с
вами."
     "Рак уха", сказал он со значением. "Уха."
     "Да, сэр. Хорошо, сэр." Я продолжал идти к Линкольну и к яркому свету.
     Когда я проходил мимо помощника, он выскочил передо мной на ступеньку и
сказал:  "Я могу  вам все объяснить, детектив." Ему было около  тридцати, он
обладал вкрадчивыми  манерами работника аппарата конгресса.  "Я  уверен, что
смогу все уладить."
     "Минуточку", сказал я, "позвольте мне прежде поговорить с сенатором."
     "Сенатор чувствует себя неважно", сказал помощник. "Он очень устал." Он
шагнул и  встал передо мной. Я просто его  обошел. Он заторопился  вдогонку.
"Обычный временной лаг, в этом вся проблема. У сенатора временной лаг."
     "Мне надо с ним поговорить", сказал я, шагая  в пятно яркого света. Роу
все еще закрывал лицо руками. Я спросил его: "Сенатор Роу?"
     "Ради бога, выключите эту поганую штуку", пробормотал Роу. Он был тяжко
пьян, язык его так заплетался, что его трудно было понять.
     "Сенатор Роу", сказал я, "боюсь, что мне надо вас попросить..."
     "Трахал я тебя и твою лошадь."
     "Сенатор Роу", сказал я.
     "Выруби эту трахнутую камеру."
     Я оглянулся на патрульного  и махнул ему. Он неохотно выключил  камеру.
Свет погас.
     "Боже мой", сказал Роу, опустив  наконец свои руки. Он  смотрел на меня
мутными глазами. "Что здесь, мать-перемать, происходит?"
     Я представился.
     "Тогда  почему вы не разберетесь с  этим трахнутым цирком", сказал Роу.
"Я просто ехал в свой трахнутый отель."
     "Я понимаю, сенатор."
     "Не  знаю..." Он  нетвердо  махнул рукой. "В  чем  здесь проблема, твою
мать?"
     "Сенатор, это вы вели машину?"
     "Мать.  Вел." Он повернулся к  помощнику.  "Джерри?  Объясни  ему. Ради
бога."
     Помощник немедленно вступил: "Я приношу извинения за все", гладко начал
он. "Сенатор не  очень  хорошо себя чувствует.  Просто мы вернулись из Токио
вчера вечером. Временной лаг. Он не в себе. Он устал."
     "Кто вел машину?", спросил я.
     "Я вел", сказал помощник. "Абсолютная правда."
     Одна из девиц захихикала.
     "Нет, вел не этот", закричал человек в халате с другой  стороны машины.
"Вот это вел. А он не смог выбраться из машины и при этом не упасть."
     "Боже, трахнутый зоопарк!", пробормотал сенатор Роу, держась за голову.
     "Детектив", сказал помощник, "машину вел я и эти две женщины присягнут,
что так и было." Он махнул в сторону  девушек  в платьях для вечеринки, и со
значением посмотрел на них.
     "Это отъявленная ложь", сказал человек в купальном халате.
     "Нет, это правда", возразил красивый в такседо, заговорив в первый раз.
У него был загар  и свободные повадки, словно он привык,  чтобы  его приказы
исполнялись. Наверное, какой-то тип с Уолл-Стрита. Он не представился.
     "Машину вел я", сказал помощник.
     "Все сплошное дерьмо", пробормотал Роу. "Хочу в отель."
     "Кто-нибудь пострадал?", спросил я.
     "Никто не пострадал", сказал помощник. "Все в порядке."
     Я  спросил  патрульного позади меня: "Вы заполнили  форму один-десять?"
Это рапорт об ущербе при дорожных происшествиях.
     "Она не нужна", сказал  патрульный.  "Всего одна машина и оценка ущерба
невелика." Форму  надо  заполнять только  если  ущерб  превышает  две  сотни
долларов. "Здесь только пять-одни, если вы захотите продолжать дело."
     Я этого не хотел. Одна из истин, которым учат в специальной службе, это
ОАС  -- отклик, адекватный ситуации. ОАС означает,  что если дело  связано с
выборными  лицами или знаменитостями, то их следует отпустить, если никто не
настаивает на обвинении. На  практике это означает,  что задерживать  никого
нельзя.
     Я сказал помощнику: "Вы  получите имя и адрес владельца  собственности,
поэтому сможете уладить все связанное с поврежденной лужайкой."
     "У него уже есть мое имя и адрес",  сказал человек в халате. "Но я хочу
знать, что же будет сделано."
     "Я сказал ему, что мы оплатим любой ущерб", сказал помощник. "Я заверил
его, что мы обязательно это сделаем, но он, похоже..."
     "Черт побери, посмотрите: ее цветы подавлены. А у нее рак уха."
     "Минутку, сэр." Я спросил помощника: "Кто теперь поведет машину?"
     "Я", ответил помощник.
     "Он", кивнув, согласился сенатор Роу. "Джерри. Поведет машину."
     Я сказал помощнику: "Хорошо. Я хочу, чтобы вы прошли анализ дыхания..."
     "Да, конечно..."
     "И я хочу посмотреть на ваши водительские права."
     "Конечно."
     Помощник дунул в трубочку и вручил мне свою водительскую  лицензию. Она
была  из Техаса. Герролд  Д. Хардин,  тридцать четыре года. Адрес в  Остине,
штат Техас. Я записал все подробности и вернул лицензию.
     "Все  в  порядке,  мистер  Хардин. Я  хочу передать  сенатора под  ваше
попечительство."
     "Благодарю вас, лейтенант. Я это ценю."
     Человек в халате сказал: "Вы хотите позволить ему уйти?"
     "Минутку, сэр." Я  обратился к Хардину.  "Я хочу, чтобы вы  дали  этому
человеку свою визитную карточку и оставались с ним в контакте. Я ожидаю, что
ущерб его собственности будет возмещен к его полному удовлетворению."
     "Абсолютно. Конечно. Да." Хардин полез в карман за визиткой. Он вытащил
оттуда  что-то белое,  мелькнувшее  в  руке,  словно  платок.  Он  торопливо
затолкал  это  обратно  в карман,  и обошел  машину  кругом,  чтобы  вручить
карточку человеку в халате.
     "Вы должны заменить все ее бегонии."
     "Прекрасно, сэр", сказал Хардин.
     "Все абсолютно."
     "Да, конечно. Все прекрасно, сэр."
     Сенатор Роу откачнулся  от переднего бампера, нетвердо  стоя  на ногах.
"Трахнутые бегонии",  сказал  он.  "Боже, что  за  поганая ночь. У  вас есть
жена?"
     "Нет", ответил я.
     "А у меня есть", сказал Роу. "Трахнутые бегонии. Твою мать."
     "Сюда, сенатор", сказал Хардин. Он помог  Роу забраться на пассажирское
сидение.   Девицы   залезли  назад  по  обе  стороны  от  красивого  типа  с
Уолл-Стрита.  Хардин  сел  за  руль  и  попросил  у Роу ключи. Я  оглянулся,
посмотреть как черно-белые отваливают с обочины. Когда я повернулся обратно,
Хардин опустил стекло и поднял на меня глаза. "Благодарю вас."
     "Ведите осторожнее, мистер Хардин", ответил я.
     Он съехал с лужайки, помяв еще одну клумбу.
     "И ирисы", прокричал человек в халате, когда машина выезжала на дорогу.
Он взглянул на меня: "Говорю вам, вел-то другой и он был вдребезги пьян."
     Я сказал: "Вот вам  моя  карточка. Если что-то пойдет не так, позвоните
мне."
     Он  взглянул  на  карточку, покачал головой и пошел в  дом.  Коннор и я
вернулись в машину. Мы поехали вниз по склону холма.
     Коннор спросил: "Вы записали данные помощника?"
     "Да", ответил я.
     "Что было у него в кармане?"
     "Я бы сказал, пара женских трусиков."
     "Я тоже", сказал Коннор.



     Конечно,  тут  мы ничего не  могли поделать.  Лично  я  с удовольствием
скрутил  бы ублюдка, ткнул бы его мордой в машину и обыскал  прямо здесь. Но
мы оба  понимали,  что  наши руки связаны: у  нас не  было легального повода
обыскивать Хардина или задерживать его. Он был молодым человеком,  ехавшим с
двумя  молодыми женщинами на заднем сидении, любая из которых могла быть без
трусиков,  и с пьяным  сенатором  Соединенных Штатов  на  переднем  сидении.
Единственное разумное -- позволить им всем уйти.
     Но оказалось, что весь вечер посвящен отпусканию людей на свободу.
     Зазвонил телефон. Я нажал кнопку микрофона: "Лейтенант Смит."
     "Эй,  приятель?"  Это был  Грэм. "Я здесь, в морге, и предположи,  что?
Какой-то японец жужжит, что должен принять участие во вскрытии. Хочет сидеть
и наблюдать, если верить этому дерьму. Его всего  перекосило,  потому что мы
уже начали  вскрытие  без  него.  И  лабораторные анализы  начали поступать.
Выглядят  неважно  для Ниппон Сентрал.  Можно  утверждать,  что наш  хлыщ  -
японец. Ну, что, ты идешь сюда или как?"
     Я взглянул на Коннора. Он кивнул.
     "Мы едем немедленно", сказал я.



     Самый  быстрый  путь  в  морг Центральной  больницы  округа лежал через
приемный покой. Когда мы проходили его, на  своей тележке весь в крови сидел
какой-то черный, вопя в наркотической ярости: "Убить папу!  Прикончить папу!
Затрахать его!"  Полдюжины  санитаров пытались  его  уложить.  У  него  были
пулевые  ранения  в плечо и руку.  Пол и стены приемного покоя были в пятнах
крови. Пожилая уборщица  ковыляла по холлу, вытирая его шваброй. В коридорах
ждали  черные  и  латинос. У некоторых на коленях сидели дети.  Все отводили
глаза от кровавой тряпки. Откуда-то дальше по коридору доносились еще крики.
     Мы вошли в лифт. Стало тихо.
     Коннор сказал: "Каждые двадцать минут -- убийство. Каждые семь минут --
изнасилование. Каждые четыре часа -- убийство ребенка. Никакая другая страна
не мирится с подобным уровнем преступности."
     Двери открылись.  По  сравнению с  приемным  покоем  подземные коридоры
окружного морга были заметно спокойнее. Стоял  сильный запах  формальдегида.
Мы подошли к столу,  где  тощий, угловатый служитель Харри Лондон  склонился
над какими-то  бумагами,  жуя  сэндвич  с ветчиной.  Он  не поднял  взгляда.
"Привет, парни."
     "Привет, Харри."
     "Зачем здесь? На вскрытие Остин?"
     "Ага."
     "Начали примерно полчаса назад. Догадываюсь, что с ней  большая спешка,
а?"
     "Как так?"
     "Шеф вытащил из постели доктора Тима и приказал делать пронто. Давил на
него  чертовски сильно. Вы знаете, какой  доктор  Тим  дотошный."  Служитель
улыбнулся. "И  вызвали также кучу  людей  из  лаборатории. Кто когда слышал,
чтобы среди  ночи выпихнули целую смену? Я хочу сказать, во что им обойдутся
сверхурочные?"
     Я спросил: "А что насчет Грэма?"
     "Он где-то здесь. Его преследует какой-то японский тип. Не отстает, как
тень.  И  еще  каждые   полчаса  этот  японец,  просит  у  меня   разрешения
воспользоваться  телефоном  и  куда-то звонит.  Говорит недолго  по-японски.
Потом возвращается раздражать Грэма. Говорит, что хочет видеть вскрытие  и в
это  хочется  верить. Давит и давит. Кстати,  последний звонок японец сделал
минут десять назад и вдруг в нем произошло большое изменение. Я был здесь за
столом.  И видел по его лицу. Он все  повторял мойо  мойо,  словно не  верил
своим ушам. А потом умчался отсюда. Именно так: умчался."
     "А где идет вскрытие?"
     "Комната два."
     "Спасибо, Харри."



     "Закройте дверь."
     "Хай,  Тим",  сказал  я,  когда  мы  вошли в  зал.  Тим  Ешимура,  всем
известный, как доктор  Тим,  склонился над столом из нержавеющей стали. Хотя
было уже без двадцати два ночи, он как  обычно выглядел безупречно. Все было
на месте. Волосы аккуратно причесаны. Узел галстука  превосходен.  Авторучки
выровнены в кармане запятнанного лабораторного халата.
     "Вы слышали меня?"
     "Я закрываю ее, Тим."  Пневматический самозакрывающийся механизм двери,
очевидно, не был достаточно быстр для доктора Тима.
     "Только потому, что я не хочу, чтобы это японец заглядывал сюда."
     "Он ушел, Тим."
     "О, в самом деле? Но  он может вернуться. Невероятно  настырный  и меня
раздражает. Японцы могут быть настоящей занозой в заднице!"
     Я сказал: "Забавно слышать такое от тебя, Тим."
     "О, я не японец", серьезно сказал он. "Я  -- японо-американец, а значит
в их  глазах я -- гайджин. Если я приеду в  Японию, они станут относиться ко
мне, как к любому другому иностранцу.  Неважно, как я выгляжу -- я родился в
Торонто и  это  конец."  Он глянул  через  плечо.  "Кто это  с вами? Не Джон
Коннор? Вечность не видел тебя, Джон."
     "Хай, Тим." Мы с Коннором подошли к столу. Я увидел, что анатомирование
продвинулось уже далеко, был сделан Y-образный надрез, первые органы удалены
и аккуратно разложены на стальных подносах.
     "Теперь, может быть, хоть кто-нибудь скажет мне, что  за шумиха с  этим
делом?", спросил Тим. "Грэм  такой  взвинченный,  что  объяснять  ничего  не
хочет. Он  пошел в соседнюю лабораторию, посмотреть первые результаты.  Но я
все  же хочу знать, почему  меня вытащили  из  постели в  такое время?  Марк
здесь,  но, очевидно, для  такого  дела  его нашли недостаточно  опытным. И,
конечно, ГП  уехал из города на конференцию  в Сан-Франциско.  У него теперь
новая девушка  и  его постоянно нет в  городе.  Поэтому вызвали меня. Уж  не
помню, когда в последний раз меня вызывали из постели."
     "Неужели вы  не можете вспомнить?",  спросил я. Доктор  Тим был дока во
всех смыслах, включая память.
     "Последний раз это было в январе три года назад. Но в тот раз надо было
просто  закрыть  дыру.  Большинство  сотрудников  слегло  с  гриппом и  дела
накапливались.  В  конечном счете однажды  ночью  у  нас  кончились  боксы..
Пришлось  складывать трупы на полу  в  мешках.  Складывать штабелями. Что-то
надо  было делать. Запах стоял ужасный. Однако, нет,  я не помню, чтобы меня
вызывали просто потому, что дело политически напряженное."
     Коннор сказал: "Мы вообще не представляем, почему оно напряженное."
     "Наверное,  вам следует это разузнать. Потому что здесь масса давления.
ГП позвонил мне из Сан-Франциско и все повторял: "Сделай немедленно, работай
ночью,  приступай сейчас же."  Я сказал:  "Окей,  Билли." Тогда  он  сказал:
"Слушай, Тим.  Сделай все правильно. Работай медленно, делай кучу  снимков и
тьму записей. Документируй  каждый  шаг. Снимай двумя камерами. Потому что у
меня  предчувствие,  что  всякий, кто  имеет  дело  с  этим  случаем,  может
вляпаться   в   большую   кучу   дерьма."   Так   и   сказал.    Естественно
поинтересоваться, почему такой шум?"
     Коннор спросил: "Во сколько он вам звонил?"
     "Где-то в десять тридцать, одиннадцать."
     "ГП сказал, кто позвонил ему?"
     "Нет. Но обычно звонят только два человека: шеф полиции или мэр."
     Тим рассмотрел печень, разделил  ее  на  доли и положил  их на стальной
поднос. Ассистент посверкал  вспышкой над каждым фрагментом  и отставил их в
сторону.
     "Итак, что же вы нашли?"
     "Откровенно говоря,  наиболее интересные  находки пока внешние", сказал
доктор Тим. "У нее густой макияж на шее  для прикрытия следов многочисленных
кровоподтеков.  Синяки разного  возраста. Даже без спектроскопической кривой
для продуктов разложения гемоглобина на местах кровоподтеков, я  все же могу
сказать, что  синяки  эти  разного возраста, вплоть до двух недель. Может, и
старше.  Согласуется с  повторяющейся, хронической цервикальной  травмой.  Я
считаю, тут нет вопросов: мы имеем случай сексуальной асфиксии."
     "То есть, она -- задыхалка?"
     "Ага, именно так."
     Так говорила Келли. На сей раз Келли была права.
     "Это отклонение более присуще мужчинам,  но определенно проявляется и в
женщинах. Синдром заключается в том,  что индивидуум сексуально возбуждается
только  при гипоксии,  близкой  к удушению. Такие индивидуумы  просят  своих
сексуальных партнеров душить  их,  или  надевать  им на  голову  пластиковый
пакет. Когда они одни, то иногда затягивают  шнур вокруг шеи и душат себя во
время мастурбации. Так как эффект требует, чтобы они  задушили себя почти до
точки отключения, то легко совершить  ошибку и зайти слишком далеко. Так все
время и бывает."
     "А в этом случае?"
     Тим пожал  плечами.  "Что ж, она находится в состоянии, согласующемся с
длительным синдромом сексуальной асфиксии. И  в ее вагине находится эякулят,
а  не внешних частях  вагины  имеются ссадины, согласующиеся с форсированным
сексуальным эпизодом в ночь ее смерти."
     Коннор  спросил: "Вы уверены,  что  вагинальные  ссадины возникли до ее
смерти?"
     "О, да.  Это определенно  повреждения ante  mortem. Нет сомнений, что у
нее был форсированный секс до того, как она умерла."
     "Хотите сказать, ее изнасиловали?"
     "Нет, так  далеко я заходить  не хочу. Как  видите, ссадины не сильны и
нет  ассоциированных повреждений на других частях ее тела. Фактически, здесь
вообще нет следов  физической  борьбы. Поэтому я  рассматриваю обнаруженное,
как  согласующееся с  преждевременным вагинальным вводом  при  недостаточном
увлажнении внешнего вагинального аппарата."
     Я сказал: "Хотите сказать, у нее не сочилось?"
     Тим страдальчески сморщился: "Что ж, в грубых терминах мирянина..."
     "Как задолго до смерти причинены эти ссадины?"
     "Примерно от часа до  двух. Но не близко к фактическому времени смерти.
Это  можно  сказать по экстравазации и  набуханию  пораженных областей. Если
смерть  наступает вскоре после  ранения, то течение крови останавливается, и
поэтому набухание ограничено или совсем отсутствует. Как вы видите, в данном
случае набухание выражено весьма ярко."
     "А сперма?"
     "Образцы  ушли  в  лабораторию. Вместе  с ее  обычными выделениями." Он
пожал плечами. "Надо подождать и посмотреть. А теперь вы двое, не просветите
ли меня? Потому что мне кажется, что эта девочка нарывалась на неприятность,
рано  или поздно.  То  есть,  я  хочу  сказать, что  она  мила, но несколько
сдвинута. Итак,  почему  такая шумиха? Почему середь ночи  я не в постели  и
занимаюсь   тщательно   документированным   вскрытием   какой-то   миленькой
задыхалки?"
     Я сказал: "Спросите, что полегче."
     "Не темните",  сказал доктор Тим. "Услуга за услугу. Я оказал вам свою,
теперь ваш черед."
     "Ну, Тим", сказал Коннор, "ты же ведь просто шутил."
     "Мать вашу", сказал Тим. "Вы, ребята, у меня в долгу. Не темните."
     "Боюсь,  что  Питер  говорит  тебе  правду", сказал  Коннор. "Мы  знаем
только, что  убийство произошло во время  большого  японского  приема  и они
хотят, чтобы оно прояснилось прямо сразу."
     "В этом  есть  смысл",  сказал  Тим.  "В  прошлый раз  дерьмо попало  в
вентилятор, когда  был вовлечен японский консул.  Помните дело  с похищением
Такашима? Может,  и  не  помните:  оно не попало  в газеты. Японцам  удалось
прокрутить все очень тихо. Тем не менее, при очень странных  обстоятельствах
был убит охранник и в течении двух суток они страшно давили на нашу контору.
Я был удивлен  тем, что они способны  сделать. Нам звонил  лично губернатор.
Все  нам звонили. Можно  было подумать, что  это ребенок  президента. Я хочу
сказать, что эти люди обладают настоящим влиянием."
     "Конечно, обладают. За  него красиво заплачено", сказал Грэм,  входя  в
комнату.
     "Закрой дверь", сказал Тим.
     "Но на этот раз  их трахнутое влияние не поможет", сказал Грэм. "Потому
что на сей раз мы  держим их за хвост  и за задницу. Мы имеем  убийство,  и,
основываясь на  полученных  лабораторных  анализах,  мы без  сомнения  можем
сказать, что убийцей был японец."


     (  Патологическая  лаборатория  размещалась по  соседству  в  громадной
комнате, освещенной ровными рядами ламп дневного света. На  столах аккуратно
выстроены  ряды  микроскопов. Однако, поздно ночью в большом  зале  работали
лишь два техника. Рядом с ними, ликуя, стоял Грэм.
     "Смотрите сами. Вычесывание лобковых волос обнаружило  умеренно извитые
мужские  лобковые  волосы  овальные  на  срезе,  почти  наверняка азиатского
происхождения.  При  первом  анализе  спермы   получена  группа  крови   АВ,
относительно низко  встречающаяся среди белых европейцев, но  гораздо  более
обычная  среди азиатов. Первый  анализ протеина  в семенной жидкости показал
отрицательный результат генетического маркера для... как это называется?"
     "Этанол-гидрогеназа", подсказал техник.
     "Да, верно, этанол-гидрогеназа.  Это энзим. Отсутствующий  у японцев. И
отсутствующий  в  данной  семенной  жидкости. А  присутствует  фактор Диего,
который является протеином группы крови. Вот так. На подходе еще анализы, но
нам  кажется,  что  у перед  тем,  как она была убита,  у  этой  девушки был
форсированный секс с японцем перед тем, как она была им убита."
     "Ясно, что  вы нашли следы японской спермы в ее вагине", сказал Коннор.
"И это все."
     "Боже",  сказал  Грэм.  "Японская  сперма,  японские  волосы,  японские
факторы крови. Мы говорим о японском мерзавце."
     Он  разложил  несколько  фотографий  сцены  преступления,  показывающие
Черил,  лежащей  на столе заседаний. Он начал расхаживать  перед ними взад и
вперед.
     "Я знаю, где вы  были, ребята, и знаю, что  вы напрасно тратите время",
сказал  Грэм. "Вы  направились за видеолентами, но  они  исчезли, правильно?
Потом вы поехали в ее  квартиру: но  ее  вычистили еще до того, как вы  туда
направились.  Именно этого следует ждать, если виновный  мерзавец -- японец.
Это очевидно, как доска."
     Грэм указал  на снимки. "Вот наша девушка.  Черил Остин  из Техаса. Она
привлекательна.  Свежа. Хорошая  фигура. Она что-то вроде  актрисы.  Немного
занимается коммерческой рекламой. Может,  для Нисан. Чем угодно. Встречается
с  некоторыми  людьми.  Имеет  определенные контакты.  Попадает в  некоторые
списки. Вы следуете за мной?"
     "Да", ответил я Грэму. Коннор пристально уставился на снимки.
     "Так или  иначе,  наша  Черил живет  достаточно  хорошо, чтобы надевать
черное вечернее платье  от Ямамото, когда ее приглашают на большое  открытие
Башни Накамото.  Она  приходит  с каким-то  типом,  может  быть с другом или
парикмахером.  Бородач. Может,  она знакома  с другими  людьми  на приеме, а
может и нет.  Но в течении вечера некто большой и властный намекает, что они
ненадолго  слиняют.  Она  соглашается  подняться наверх.  Почему  нет?  Этой
девушке нравятся  приключения.  Она любит  опасность. Нарывается  на синяки.
Поэтому  она  идет  наверх --  может быть  вместе  с  этим типом,  может  по
отдельности. Но в любом случае они встречаются наверху и высматривают место,
где  этим заняться. Место, которое возбуждает. И они  решают -- он, наверное
он решает  -- сделать это прямо  на трахнутом столе заседаний. Они начинают,
они пыхтят, но дело идет наперекосяк. Ее любовничек слегка перетрудился, или
он с заскоками, и ...  он  сжимает ее  шею чересчур сильно. И она мертва. Вы
пока следуете за мной?"
     "Да..."
     "И  теперь  у любовничка проблема.  Он пошел наверх,  чтобы  всего лишь
трахнуть  девушку, но к несчастью  он ее убивает. Так что же ему делать? Что
он может сделать? Он возвращается, присоединяется к приему, и так как
он -- большой самурайский петушок, то  говорит одному  из своих подчиненных,
что у  него  маленькая проблема.  Он, к несчастью, выдавил жизнь  из местной
шлюхи. Очень  неудобно при  его  напряженном  расписании.  Поэтому  шестерки
бегают  и  зачищают  то  что  напачкал босс.  Они  вычищают  инкриминирующие
свидетельства с  верхнего  этажа.  Удаляют видеоленты. Едут  в ее квартиру и
удаляют  свидетельства там. И  все  прекрасно, кроме  того что это  занимает
время. Поэтому кому-то надо держать полицию  в стойле. И  вот где появляется
этот  гладкий сосун-адвокат  Ишигуро.  Он задерживает нас на добрых  полтора
часа. Вот так. Ну, как это звучит?"
     Когда он закончил, наступило молчание. Я ждал, что скажет Коннор.
     "Что  ж",  наконец  сказал Коннор.  "Я снимаю  свою шляпу,  Том.  Такая
последовательность событий представляется корректной во многих отношениях."
     "Ты чертовски прав." Грэм пыхнул сигаретой. "Офигительно прав."
     Зазвонил телефон. Лаборант спросил: "Капитан Коннор здесь?"
     Коннор  подошел ответить. Грэм сказал мне: "Я  тебе говорю. Эту девушку
убил джеп и нам надо найти его и затрахать до смерти. Освежевать."
     Я спросил: "А что у тебя вообще против них?"
     Грэм угрюмо взглянул на меня и спросил: "О чем ты толкуешь?"
     "Я говорю о том, что ты ненавидишь японцев."
     "Эй, послушай", сказал Грэм.  "Давай-ка напрямик, Пити-сан. Я никого не
ненавижу. Я  делаю  свою  работу.  Черный, белый,  японец  -- для  меня  нет
разницы."
     "Окей, Том." Была поздняя ночь. Я не хотел спорить.
     "Нет, черт возьми. Твою мать, ты думаешь, что я предубежден."
     "Давай оставим это, Том."
     "Нет, черт побери. Мы это не  оставим. Не  сейчас. Позволь мне  сказать
тебе  кое-что,  Пити-сан.  Ты  подал  заявление  на  эту  трахнутую   работу
переводчика, правильно?"
     "Правильно, Том."
     "А почему ты ее выбрал? Из-за своей великой любви к японской культуре?"
     "Ну, в то время я работал в пресс- бюро..."
     "Нет,  нет  не  мели  чепуху!  Ты  выбрал  ее",   сказал  Грэм,  "из-за
дополнительного  оклада, разве не  так?  Две-три тысячи в  год. Стипендия на
обучение. Она пришла в департамент  от  японо-американского Фонда Дружбы,  и
департамент   позволил   в   качестве   стипендии   на  образование  платить
сотрудникам, чтобы они могли продолжать изучение японского языка и культуры.
Вот так. И как проходят штудии, Пити-сан?"
     "Учусь."
     "Как часто?"
     "Один вечер в неделю."
     "Один вечер  в неделю. А  если  ты пропустишь  урок, ты  потеряешь свою
стипендию?"
     "Нет."
     "Твою  мать, ты прав.  На самом  деле нет никакой разницы, ходишь ли ты
учиться вообще. Фактически, приятель, ты взял  взятку. Ты получил три тысячи
долларов в карман и  они  идут  прямо из страны восходящего солнца. Конечно,
это  не так  много! Никто  не  сможет купить тебя за  три  куска, правильно?
Конечно, нет."
     "Эй, Том..."
     "Но дело  в  том, что  они тебя не покупают. Они просто влияют на тебя.
Они просто  хотят,  чтобы  ты  подумал  дважды. Имел  тенденцию благосклонно
смотреть на них. А почему нет? Такова человеческая натура.  Они сделали твою
жизнь  немного  лучше. Они  сделали вклад в твое процветание.  Твоей  семьи.
Твоей маленькой дочери. Они чешут тебе спину,  почему бы тебе не почесать их
спины? Разве не в этом дело, Пити-сан?"
     "Нет, не в этом", сказал я. Я начинал злиться.
     "Нет, в этом", сказал  Грэм. "Потому  что именно  так работает влияние.
Оно отрицается.  Ты говоришь, что его нет. Говоришь себе, что его  нет -- но
оно есть.  Единственный способ  быть чистым -- это быть чистым, старик. Если
ты не делаешь  на это ставку,  если  у тебя нет от  этого  дохода,  тогда ты
можешь  говорить.   Иначе,  старик,  они   платят  тебе  и,  я  бы   сказал,
владеют тобой."
     "Дай мне сказать..."
     "Поэтому не надо говорить мне о ненависти, старик. Страна ведет войну и
некоторые  это понимают,  а  другие примыкают  к врагу. Точно так же, как во
второй мировой войне, когда  некоторым платила Германия,  чтобы обеспечивать
пропаганду  наци.  Нью-йоркские  газеты публиковали передовицы прямо из  уст
Адольфа Гитлера. Иногда  эти  люди даже не сознавали это. Но они это делали.
Так в любой войне, старик. А ты -- трахнутый коллаборационист."
     Я  был  благодарен  когда в этот момент  Коннор  подошел туда,  где  мы
стояли. Грэм и я были на грани ссоры, когда  Коннор спокойно сказал: "Именно
так я это  и понимаю, Том. В соответствии с твоим сценарием, после  того как
девушку убили, что случилось с лентами?"
     "О, черт, эти ленты пропали", сказал Грэм. "Ты  никогда снова не
увидишь эти ленты."
     "Что  ж,  это  интересно.  Потому  что  звонок  был  из   штаб-квартиры
дивизиона. Кажется,  господин  Ишигуро  там.  И  он принес с  собой  коробку
видеолент, чтобы я посмотрел."




     Коннор и  я  поехали вместе. Грэм сел в свою машину. Я спросил: "Почему
вы сказали, что японцы никогда не тронут Грэма?"
     "Из-за  дяди  Грэма", ответил Коннор. "Во второй  мировой войне он  был
военнопленным. Его отправили в Токио, где он пропал. Отец  Грэма поехал туда
после  войны,  чтобы  узнать, что с  ним случилось. По этому поводу возникли
неприятные вопросы. Ты, наверное, знаешь, что некоторые американские военные
были убиты  в  Японии в смертельных  медицинских экспериментах. Рассказывали
истории, что японцы  в  шутку  скармливали их печенку  своим подчиненным,  и
всякое такое."
     "Нет, я не знал", сказал я.
     "Я  думаю,  каждый  хотел  бы забыть  это  время",  сказал  Коннор,  "и
двигаться дальше. И наверное, правильно. Сегодня это  другая  страна.  О чем
говорил Грэм?"
     "О моей стипендии переводчика."
     Коннор сказал: "Ты говорил, это пятьдесят в неделю."
     "Немного больше."
     "Насколько больше?"
     "Около сотни в неделю. Пятьдесят пять сотен в год. Но это чтобы покрыть
расходы на обучение, книги, на ежедневные поездки, на нянечек  для  ребенка,
на все такое."
     "Итак, ты получаешь пять кусков", сказал Коннор. "И что?"
     "Грэм говорит, что я нахожусь под влиянием. Что японцы купили меня."
     Коннор  сказал:  "Что ж,  они  конечно  пытаются  это  сделать.  И  они
исключительно искусны."
     "Они пытались сделать это с вами?"
     "О, конечно." он помолчал. "И часто я принимал это.  Давать подарки для
гарантии, что  вы будете благосклонны,  для японцев  это инстинкт. И  это не
сильно отличается от  того, что делаем мы, если приглашаем  босса  на  обед,
когда  на  носу  повышение.  Правильно  приглашать босса  на ранних  стадиях
отношений,   когда   на   кону   ничего   не   стоит.   Тогда   это   просто
доброжелательность. То  же самое  с  японцами. Они верят,  что  дарить  надо
загодя, тогда  это не  взятка, а просто  подарок. Способ установить связи до
того, когда есть какое-нибудь давление."
     "И вам кажется, что это окей?"
     "Так работает мир."
     "Вы думаете, это подкуп?"
     Коннор взглянул на меня и спросил: "А ты как думаешь?"
     Я долго молчал перед ответом: "Да. Я думаю, так может быть."
     Он  начал  смеяться. "Что ж, это облегчение", сказал он.  "Потому что в
противном случае японцы напрасно потратили бы на тебя свои деньги."
     "Что тут смешного?"
     "Твое смущение, кохай."
     "Грэм думает, что идет война."
     Коннор сказал: "Что ж, это правда. Мы определенно в войне с Японией. Но
давай поглядим, чем удивит нас господин Ишигуро в следующей стычке."


     ( Как обычно, вестибюль пятого этажа отдела расследований даунтауна был
оживленным  даже в два  часа ночи. Детективы перемещались  среди потрепанных
проституток и трясущихся наркоманов  приведенных для допроса; в углу мужчина
в потертой спортивной куртке орал: "Я сказал заткнись, твою мать!", повторяя
это снова и снова женщине-офицеру с папкой.
     В этом  мельтешении и шуме Масао  Ишигуро выглядел  явно  не к месту. В
своем голубом  костюме в тонкую полоску он сидел  в углу, наклонив голову  и
сжав колени. На коленях он неловко держал картонную коробку.
     Увидев  нас, он  вскочил на ноги. Он глубоко поклонился,  прижав руки к
бедрам, дополнительный знак уважения. Он сохранял  поклон несколько  секунд.
Потом он немедленно снова поклонился и на этот раз ждал склонившись и смотря
в  пол  пока  Коннор  не заговорил  с ним  по-японски.  Ответ  Ишигуро, тоже
по-японски был тихим и почтительным. Он продолжал смотреть в пол.
     Том Грэм оттеснил  меня  к охладителю воды. "Великий боже",  сказал он.
"Похоже, тут происходит трахнутое признание."
     "Ага,  наверное", сказал я. Я не был убежден.  Я уже  видел, как раньше
Ишигуро менял манеру поведения.
     Я  смотрел, как Коннор  говорит с  Ишигуро.  Японец  стоял  с виноватым
видом. Он продолжал смотреть в пол.
     "Я бы никогда его  не заподозрил  ", сказал Грэм. "Ни  за миллион  лет.
Только не его."
     "Как так?"
     "Ты шутишь? Убить  девушку,  а  потом  стоять в  комнате и пытаться нас
контролировать. Трахнутые  стальные нервы. Но посмотри на него сейчас: боже,
он почти плачет."
     Это было правдой: казалось, слезы набухли в глазах Ишигуро. Коннор взял
коробку  и  повернулся, направляясь через комнату  к  нам.  Он  передал  мне
коробку. "Займись этим. Я хочу взять у Ишигуро заявление."
     "Так", сказал Грэм. "Он сознался?"
     "В чем?"
     "В убийстве."
     "Черт побери, нет", сказал Коннор. "Почему ты так думаешь?"
     "Ну, он там так клялся и скребся..."
     "Это просто  сумимасен",  сказал  Коннор.  "Я не  принимаю это  слишком
серьезно."
     "Он практически плакал", сказал Грэм.
     "Только потому что он думает -- это ему поможет."
     "Он не сознался?"
     "Нет.  Но  он  обнаружил в конце  концов, что ленты  были  удалены. Это
означает, что он сделал серьезную ошибку, публично шумя  в присутствии мэра.
Теперь его могут обвинить в сокрытии улик.  Его могут  лишить практики.  Его
корпорация покроется позором. Ишигуро в большой беде и он это знает."
     Я спросил: "И поэтому он так унижается?"
     "Да.  В  Японии,  если  вас  прижало, самое лучшее пойти  к  властям  и
разыграть большое  шоу о  том, как вы извиняетесь,  как вам плохо, и  как вы
никогда не  станете  это  делать.  Это  проформа,  но  на  власти производит
впечатление, как именно вы выучили урок. Это сумимасен: извинение без конца.
Японская версия сдачи на милость суда. Это рассматривается как лучший способ
добиться снисходительности. Именно это и делает Ишигуро."
     "Ты хочешь  сказать,  это притворство", сказал  Грэм,  с  посуровевшими
глазами.
     "Да и нет. Это  трудно  объяснить. Слушайте,  давайте просмотрим ленты.
Ишигуро  говорит, что принес видеопроигрыватель, потому что ленты записаны в
необычном формате и он боится, что мы не сможем их проиграть. Окей?"
     Я   открыл    картонную   коробку.    И   увидел   двадцать   маленьких
восьмимиллиметровых  кассет, наподобие  аудиокассет.  И небольшую  коробочку
размером с Уокмэна -- видеопроигрыватель. У нее был кабель для подключения к
TV.
     "Окей", сказал я. "Давай поглядим."



     Первая  из  лент показывала  сорок  шестой  этаж из камеры  в  атриуме,
висящей  высоко под  потолком  и  глядящей  вниз.  Лента  показывала  людей,
работающих на этаже, это выглядело обычным рабочим днем. Мы включили быструю
перемотку. Столбы солнечного  света,  льющегося в окна, скользнули  горячими
арками  по  полу,  потом  исчезли. Постепенно свет  на  этаже  стал  мягче и
потускнел,  когда дневной  свет  подошел к концу. Одна  за другой включались
настольные  лампы. Теперь работники двигались медленнее. В конце  концов они
начали уходить, один за другим покидая  столы. Когда популяция  разредилась,
мы  заметили  еще  кое-что. Теперь  камера иногда перемещалась, следя  то за
одним, то за другим  работником, проходящим  мимо. Однако, иногда камера  не
двигалась.  В конце  концов мы  поняли, что  камера, должно  быть,  оснащена
автоматической фокусировкой и следящей системой. Если в кадре много движения
-- несколько людей ходят в разных направлениях -- то камера не двигалась. Но
если в  кадре  было в основном пусто, то камера  фиксировалась на проходящем
человеке и следила за ним.
     "Забавная система", сказал Грэм.
     "Наверное, имеет смысл для камер службы  безопасности", сказал я.  "они
должны  больше тревожится  относительно  одного  человека на  этаже,  чем  о
толпе."
     Пока мы  смотрели, включались  ночные огни. Все  столы опустели. Теперь
лента начала быстро мигать, почти со стробоэффектом.
     "Что-то не  так с лентой?", спросил  Грэм подозрительно. "Они трахались
на ней?"
     "Не знаю. Нет, погоди. Нет, нет, посмотри на часы."
     На  дальней  стене  мы  видели  офисные  часы. Минутная стрелка  плавно
двигалась с семи- тридцати к восьми часам.
     "Это пропуск времени", сказал я.
     "Что она, делает снимки?"
     Я  кивнул. "Наверное когда система  некоторое  время никого не засекает
она начинает  через каждые десять --двадцать секунд делать отдельные снимки,
пока..."
     "Эй. Это что?"
     Мелькание прекратилось. Камера  начала поворачиваться вправо по пустому
этажу.  Но  в кадре никого не  было.  Просто пустые  столы  и  редкие ночные
светильники, которые вспыхивали на видео картинке.
     "Наверное,  у них  широкий  сенсор", сказал я. "Он  видит  за границами
кадра.  Либо  так,   либо   камеру   двигают  вручную.   Наверное,  охранник
откуда-нибудь. Может, снизу, из комнаты охраны."
     Картинка сместилась к дверям лифта и замерла. Двери были глубоко справа
в глубокой тени под нависавшим козырьком, закрывавшем нам взгляд.
     "Ха, там темень. Кто-нибудь есть?"
     "Ничего не вижу", сказал я.
     Картинка начала то выходить из фокуса, то снова входить в него.
     "Что там теперь?", спросил Грэм.
     "Похоже,  автоматическая  фокусировка   барахлит.  Наверное,  не  может
решить,  на что фокусироваться. Наверное, козырек  смущает  логические цепи.
Моя видеокамера дома делает то же самое. Фокусировка сбивается, когда она не
может понять, что же я снимаю."
     "Поэтому камера пытается сфокусироваться хоть  на чем-то?  Я ничего  не
могу разглядеть. Там под козырьком просто черно."
     "Нет,  погляди.  Там  кто-то есть. Можно  видеть  бледные  ноги.  Очень
слабо."
     "Боже", сказал  Грэм, "это наша  девушка. Стоит у лифта. Нет,  подожди.
Теперь она движется."
     Через мгновение из-под козырька выступила Черил Остин и мы в первый раз
смогли ясно ее разглядеть.



     Она  была  красива  и уверенна.  И вошла в комнату  решительно. В своих
движениях она была  точной  и определенной, ничего от неуклюжей, волочащейся
ноги двигательной неряшливости молодых.
     "Исусе, какая красотка", сказал Грэм.
     Черил  Остин  была высокой и гибкой,  короткие светлые волосы делали ее
еще  выше.  Она  держалась прямо.  Медленно  поворачиваясь, она  осматривала
комнату, словно овладевала ею.
     "Не верится, что мы это видим", сказал Грэм.
     Я понял, что он имеет  в виду. Девушка была убита всего несколько часов
назад. Сейчас мы видели ее на видеоленте всего за несколько минут до смерти.
     На мониторе  Черил взяла  пресс-папье с одного  из столов,  покрутила в
руках и  положила на место. Открыла сумочку и снова закрыла ее. Взглянула на
часы.
     "Начинает нервничать."
     "Не любит ждать",  сказал Грэм.  "И могу поспорить, в этом у нее совсем
нет практики. Не у такой девушки."
     Она начала постукивать пальцами по столу в  определенном ритме.  Мне он
показался знакомым. Она покачивала головой в том же  ритме. Грэм скосился на
экран. "Она говорит? Она что-то сказала?"
     "Похоже", сказал я.  Мы едва видели,  как шевелится  ее рот. И здесь  я
вдруг сложил все  вместе,  ее  движения, все. "Кусаю  ногти и  пальцы ломаю.
Дрожу, но мне это нравится. О, бэби ..."
     "Исусе", сказал Грэм. "Ты прав. Как ты догадался?"
     "Да, уж, догадался."
     Черил перестала напевать. Она повернулась к лифтам.
     "Ага, вот и мы."
     Черил  пошла  к   лифтам.  Остановившись  под  козырьком,  она   обняла
появившегося  мужчину.  Они  обнялись  и  жарко  поцеловались.   Но  мужчина
оставался под козырьком. Мы видели его  руки вокруг  Черил, но не видели его
лица.
     "Черт", сказал Грэм.
     "Не беспокойся", сказал я. "Мы увидим его через  минуту. Если не с той,
то с другой  камеры. Но мне кажется, мы можем сказать, что она встретила его
не только что. Она его уже знает."
     "Да, она  по-настоящему дружелюбна. Ага, посмотри-ка.  Этот  тип
времени не тратит."
     Руки мужчины скользнули вверх по черному платью, поднимая юбку. Он сжал
ее ягодицы.  Черил Остин  прижалась  к  его  телу. Их  объятье было сильным,
страстным. Вместе они двинулись  глубже  в комнату,  медленно поворачиваясь.
Теперь мужчина был спиной к нам. Ее юбка собралась  на талии. Она потянулась
потереть его чресла. Парочка, спотыкаясь, пошла  к ближайшему столу. Мужчина
наклонил ее спиной на стол и вдруг она запротестовала, оттолкнув его.
     "Ну, ну, не  так быстро", сказал  Грэм.  "Кроме всего, у нашей  девушки
есть принципы."
     Я не понимал, в чем дело. Казалось, Черил хотела позволить ему, а потом
поменяла  мнение. Я обратил внимание, что настроение сменилось мгновенно.  Я
недоумевал, хочет ли  она довести  дело до конца, и не фальшива ли  страсть.
Конечно, мужчина  не казался  особенно  удивленным  ее внезапным изменением.
Сидя  на  столе,  она  почти  гневно  продолжала  отталкивать  его.  Мужчина
отступил. Он все еще был спиной к нам. Мы не видели его лица.  Как только он
отступил, она  снова изменилась:  заулыбалась,  просто котеночек. Медленными
движениями она встала  со стола  и поправила юбку,  призывно изгибая тело  и
оглядываясь. Мы видели ее ухо и часть лица, достаточно чтобы  различить, что
она  говорит. Он заговорил с ней. Она улыбнулась ему и подошла, закинув руки
ему  на  шею.  Они снова начали целоваться,  их  руки ощупывали друг  друга.
Медленно пошли по этажу, направляясь в конференц-зал.
     "Так. Это она выбрала конференц-зал?"
     "Трудно сказать."
     "Черт, я так и не вижу его лица."
     Сейчас  они  были  почти  в  центре  комнаты  и  камера  снимала  почти
вертикально вниз. Мы видели только его макушку.
     Я спросил: "Он кажется тебе японцем?"
     "Перемать. Кто сможет сказать? Сколько еще камер в этой комнате?"
     "Четыре."
     "Хорошо. Его лицо не  будет блокировано на  всех четырех. Мы пригвоздим
его задницу."
     Я  сказал:  "Знаешь, Том, этот тип выглядит  весьма крупным. Он кажется
выше, чем она. А она рослая девушка."
     "Кто может сказать под каким углом? Я не скажу ничего кроме, что на нем
костюм. Окей. Они идут туда, в конференц-зал."
     Когда они достигли комнаты, она вдруг начала вырываться.
     "Упс",  сказал  Грэм.  "Она  снова  несчастлива.  Заковыристая  молодая
штучка, не правда?"
     Мужчина крепко держал  ее, а  она крутилась, пытаясь  высвободится.  Он
наполовину вел, наполовину тащил ее в зал. В дверном  проеме она крутанулась
в последний раз, уцепившись в раму, вырываясь.
     "Здесь она выронила сумочку?"
     "Наверное. Я не вижу ясно."
     Конференц-зал  располагался  прямо напротив  камеры, поэтому  мы видели
всю. Комнату.  Но  внутри  конференц-зала  было  очень  темно, так  что  оба
вырисовывались силуэтами на фоне огней небоскребов за стеклами внешних окон.
Мужчина  поднял  ее  на  руки и, уложив на стол,  перекатил  на  спину.  Она
оставалась  пассивной, податливой, пока  он  заворачивал ее юбку  на  бедра.
Казалось,  она принимает,  двигается, чтобы  встретить  его, потом он сделал
быстрое движение и вдруг что-то мелькнуло и улетело.
     "Вон где трусики."
     Похоже, они приземлились на пол. Но было трудно сказать наверняка. Если
это  трусики,  то  они  черные, или другого  темного цвета.  Тем  лучше  для
сенатора Роу, подумал я.
     "Трусики  исчезли к моменту, когда  мы пришли", сказал  Грэм, глядя  на
монитор. "Трахнутое утаивание  улик, чистое и простое." Он потер руки. "Если
у тебя  есть  акции  Накамото,  приятель,  я бы  их  продал.  Потому  что  к
завтрашнему дню они будут стоить дешевле дерьма."
     На экране она все еще хотела его, а он возился с молнией, как вдруг она
попыталась сесть и дала ему крепкую пощечину.
     Грэм сказал: "Вот оно что. Немного перца."
     Мужчина   схватил  ее   за  руки,  и   попытался   поцеловать,  но  она
сопротивлялась и отворачивалась.  Он толкнул ее  на  стол. Придавил ее своим
весом и удерживал. Она лягалась и била голыми ногами.
     Два  силуэта  сливались  и разделялись. Было  трудно определить,  что в
точности  происходит.  Казалось, что  Черил  пытается  сесть,  а мужчина  не
пускает. Он удерживал ее, давя  рукою в  грудь, она лягалась ногами, ее тело
извивалось на  столе. Он продолжал  удерживать ее, но  вся сцена была скорее
мучительной,  чем возбуждающей. Пока она длилась,  я затруднялся определить,
что именно я видел. Это настоящее насилие? Или просто игра?  Она еще билась,
боролась  и  отталкивала  его,  но безуспешно.  Мужчина,  должно  быть,  был
сильнее, но у меня было  ощущение, что она смогла бы его отпихнуть, если  бы
действительно этого  хотела.  А  иногда  казалось, что ее руки обнимают его,
вместо  того чтобы отталкивать. Но  было  трудно понять наверняка, что же мы
видим...
     "Ага. Неприятность."
     Мужчина прекратил ритмичную накачку. Черил под ним лежала безвольно. Ее
руки соскользнули с его плеч и упали на стол. Ноги вяло свесились у  него по
бокам.
     Грэм спросил: "Вот оно? Это произошло сейчас?"
     "Не могу сказать."
     Мужчина  похлопал  ее  по щеке, потом  потряс энергичнее.  Казалось, он
говорит  с ней. Некоторое  время он  стоял так, может секунд тридцать, потом
оторвался от ее тела. Она оставалась на столе. Он обошел вокруг. Он двигался
медленно, словно не мог поверить.
     Потом  он взглянул влево,  словно  услышал звук. Он замер на мгновение,
потом,  похоже, собрался с мыслями. Он начал действовать и  обошел  комнату,
методично осматриваясь. Он что-то поднял с пола.
     "Трусики."
     "Он сам их забрал", сказал Грэм. "Черт."
     Теперь мужчина обходил девушку и коротко склонился над телом на дальней
стороне стола.
     "Что он там сделал?"
     "Не знаю. Я не увидел."
     "Черт."
     Мужчина выпрямился и вышел из конференц-зала в атриум. Он больше не был
силуэтом. Был  шанс,  что мы  сможем  познать  его.  Но  он смотрел назад  в
конференц-зал. На мертвую девушку.
     "Эй, приятель", сказал Грэм, обращаясь к образу на мониторе.  "Посмотри
сюда, приятель. Давай. Всего на секунду."
     На  экране  мужчина  продолжал  смотреть  на   мертвую  девушку,  делая
несколько шагов в атриум, спиной к нам. Потом он начал быстро уходить влево.
     "Он не возвращается к лифтам", сказал я.
     "Нет. Но я не увидел его лица."
     "Куда он идет?"
     "На дальнем конце есть лестница", сказал Грэм. "Пожарный выход."
     "Почему вместо лифта он пошел туда?"
     "Кто знает? Я просто хочу увидеть его лицо. Хоть раз."
     Но теперь мужчина  был далеко  слева от камеры и хотя  он больше не был
повернут от нас,  мы  могли видеть  только его левое  ухо и щеку. Он  быстро
уходил. Вскоре он исчез из вида, скрывшись под козырьком потолка  на дальнем
конце комнаты.
     "О черт. Плохой угол зрения. Давай другую ленту."
     "Минуту", сказал я. Наш мужчина шел к темному проходу, который наверное
вел к  лестнице.  Но при этом он миновал декоративное зеркало в позолоченной
раме, висящее на стене справа в  проходе.  Он миновал его, когда заходил под
козырек в полную тьму.
     "Вот оно!"
     "Как остановить эту штуку?"
     Я бешено нажимал кнопки на плеере. В конце концов я нашел кнопку стопа.
Мы открутили назад. Потом вперед.
     Опять  мужчина  целеустремленно шел в темный проход  широкими, быстрыми
шагами. Он прошел мимо зеркала и на мгновение - единственный видео кадр - мы
смогли  увидеть лицо,  отраженное в зеркале - увидеть его ясно -  и  я нажал
кнопку стоп-кадра.
     "Бинго", сказал я.
     "Трахнутый джеп", сказал Грэм. "Как я тебе говорил."
     В  зеркале застыло  лицо убийцы, идущего к лестнице. У меня не вызывало
трудностей распознать напряженные черты лица Эдди Сакамуры.


     ( "Он мой", сказал Грэм. "Это мое дело. Я сам хочу задержать ублюдка."
     "Конечно", сказал Коннор.
     "Я хочу сказать", сказал Грэм, "что предпочел бы идти один."
     "Конечно", сказал Коннор. " Это твое дело, Том. Делай, что тебе кажется
лучше."
     Коннор записал для него адрес Эдди Сакамуры.
     "Не то, чтобы я не ценил твою помощь", сказал Грэм. "Но я лучше  сделаю
это сам.  А теперь, парни, я  хочу  спросить прямо: вы говорили с этим типом
вечером и не задержали его?"
     "Верно."
     "Ладно,  не тревожьтесь об этом", сказал Грэм. "Я похерю это в  отчете.
Это  на  вас  не навалится,  обещаю."  Грэм был  в великодушном  настроении,
обрадованный   перспективой   ареста  Сакамуры.   Он   взглянул   на   часы.
"Мать-перемать. Меньше шести часов после первоначального звонка, а у нас уже
есть убийца. Не плохо."
     "У нас еще нет убийцы", сказал Коннор. "На твоем месте, я бы привез его
прямо сейчас."
     "Немедленно еду", сказал Грэм.
     "Да, кстати, Том", сказал Коннор, когда Грэм направился к двери.  "Эдди
Сакамура  - странный тип,  но он не склонен к насилию. Я  сильно сомневаюсь,
что  он вооружен. Наверное, у  него вообще нет оружия. С вечеринки он поехал
домой вместе с рыженькой. Наверное, сейчас он  с нею в постели. Мне кажется,
благоразумнее привести его живым."
     "Эй, о чем это вы двое?", сказал Грэм.
     "Просто намек", сказал Коннор.
     "Ты действительно думаешь, что я хочу пристрелить коротышку-говноеда?"
     "Ты  же  поедешь туда  с парочкой черно-белых  для поддержки, правда?",
сказал Коннор. "Патрульные - люди возбудимые. Я просто обдумываю варианты."
     "Ха,  спасибо за трахнутую  помощь",  сказал Грэм  и вышел.  Он был так
широк в плечах, что в дверях пришлось повернуться боком.
     Я смотрел, как он уходит. "Почему вы позволили сделать это ему одному?"
     Коннор пожал плечами: "Это его дело."
     "Но всю ночь вы активно  расследовали его  дело. Зачем  останавливаться
сейчас?"
     Коннор сказал: "Пусть вся слава достанется Грэму. Кроме того, что бы он
делал с нами? Я -  коп в бессрочном отпуске, а ты - просто  продажный офицер
связи." Он показал на видеоленту. "Не перекрутишь ее для меня перед тем, как
отвезешь домой?"
     "Конечно." Я перемотал ленту.
     "Думаю, мы можем получить и чашечку кофе", сказал Коннор. "Хороший кофе
делают в лабораториях ОМП. По крайней мере, делали."
     Я спросил? "Хотите, что бы я нашел кофе, пока вы смотрите ленту?"
     "Это было бы прекрасно, кохай", ответил Коннор.
     "Хорошо." Я включил ему ленту и повернулся уходить.
     "Да, и еще, кохай. Когда будешь там, спроси  ночного дежурного офицера,
где в  департаменте есть устройства для  видеолент. Потому что, все это надо
скопировать. И,  возможно, нам  потребуются твердые копии отдельных  кадров.
Особенно, если  возникнут  трудности  после  ареста Сакамуры,  когда  японцы
начнут  давить  на департамент.  Нам может потребоваться  напечатать снимок,
чтобы защитить себя."
     В этом был смысл. "Окей", сказал я, "проверю."
     "Мне черный с сахаром." Он повернулся к монитору.



     Отдел криминалистики находился в подвале Центра Паркера. Был третий час
ночи, когда я  вошел туда, и большинство комнат  были закрыты. ОК в основном
работал с  девяти до пяти.  Конечно, некоторые  группы работали и по  ночам,
собирая улики с мест  преступлений, однако  потом улики запирали в  шкафы до
утра либо в даунтауне, либо в одном из подразделений.
     Я  пошел  к кофейному  автомату в  маленьком кафетерии рядом с  отделом
скрытых  отпечатков пальцев.  По всей  комнате были  развешаны надписи:  "Ты
вымыл  руки?   Не  заставляй  рисковать  товарищей!  Вымой   руки!"  Причина
заключалась в том, что сотрудники команды ОК  пользовались ядами. В  прошлом
вокруг было так много ртути,  мышьяка и хрома, что порой офицеры заболевали,
когда пили из пластмассовых чашек, до которых дотрагивались лаборанты.
     Но в наши дни люди стали более осторожны: я взял две чашки кофе и пошел
к столу  ночного дежурного. На  вахте  была Джеки Левин, он  сидела, положив
ноги на стол. Плотно скроенная женщина в тесных брюках, как у тореадора, и в
оранжевом  парике.  Несмотря  на причудливую  внешность, в  департаменте она
получила  широкое  признание, как  лучший специалист  по  снятию  отпечатков
пальцев. Она читала журнал "Современная  невеста." Я спросил:  "Хочешь снова
этим заняться, Джеки?"
     "Нет, черт побери", ответила она. "Это моя дочь."
     "За кого выходит?"
     "Давай поговорим о  чем-нибудь приятном", сказала она. "Одна чашечка  -
мне?"
     "Извини", сказал я. "Но у меня есть к тебе вопрос: кто здесь занимается
уликами на видеолентах?"
     "На видеолентах?"
     "На лентах с охранных камер. Кто их анализирует, делает твердые копии и
все такое?"
     "Ну,  наш  выбор  невелик",  сказала  Джеки.   "Здесь  этим  занимались
электронщики,  но,  думаю, сейчас они откажутся.  Сегодня  видео идет либо в
Велли, либо в Медлар-Холл." Она села прямо и покопалась в справочнике. "Если
хочешь, можешь поговорить с Биллом Харрелсоном в Медларе. Но если это что-то
особенное,  кажется,  мы  отправляем  это Лабораторию  обработки изображений
Университета Южной Калифорнии, или еще куда-то. Ты хочешь контактные номера,
или сразу направишься к Харрелсону?"
     Что-то в ее  тоне  подсказало  мне,  что делать.  "Наверное,  я  возьму
номера."
     "Ага, сейчас."
     Я записал номера  и  возвратился в дивизион. Коннор закончил с лентой и
перегонял ее назад-вперед  до  того  места, где лицо Сакамуры  появлялось  в
зеркале.
     "Ну, и?", спросил я.
     "Все в порядке, это  Эдди." Он выглядел спокойным,  почти безразличным.
Взял у меня кофе и отпил. "Ужасно."
     "Да, я знаю."
     "Я привык  к лучшему."  Коннор отставил чашку,  выключил видеорекордер,
встал и  потянулся.  "Ну, мне  кажется, мы хорошо поработали  за  вечер. Что
скажешь, если  мы  немножко  поспим? У меня большая игра в  гольф  утром  на
Сансет-Хиллс."
     "Окей", сказал я. Я сложил ленты в картонную коробку и осторожно уложил
в ту же коробку видеорекордер.
     Коннор спросил: "Что ты хочешь сделать с этими лентами?"
     "Положу в шкафчик для улик."
     Коннор сказал: "Это оригиналы. А у нас нет копий."
     "Знаю, но я не смогу сделать копии до завтра."
     "Именно так. Почему бы тебе не захватить ленты с собой?"
     "Забрать домой?" Была  масса  предписаний  по  департаменту  о  запрете
забирать свидетельства домой. Мягко говоря, это было против правил.
     Он пожал плечами. "Я бы не рассчитывал на случай. Возьми ленты с собой,
и сможешь завтра сам сделать копии."
     Я сунул коробку под мышку и спросил: "Думаете, в департаменте не станет
никто..."
     "Конечно нет", ответил  Коннор. "Но эта улика ключевая, а мы  не хотим,
чтобы  кто-нибудь прошел мимо  шкафчика с  большим магнитом, пока  мы  спим,
правда?"
     Поэтому в конце концов  я забрал ленты. Когда мы выходили из дверей, то
прошли мимо Ишигуро, который еще  сидел здесь и каялся. Коннор что-то сказал
ему  быстро  по-японски.  Ишигуро  вскочил  на  ноги, быстро  поклонился,  и
заспешил из офиса.
     "Он действительно так напуган?"
     "Да", ответил Коннор.
     Ишигуро быстро шел впереди нас по холлу с опущенной головой. Он казался
почти карикатурой на мышеподобного, испуганного человека.
     "Почему?", спросил я. "Он живет здесь достаточно долго чтобы знать, что
любое  дело, которое мы затеем против  него  за сокрытие  улик, будет весьма
слабым. А у нас даже еще меньше оснований для дела против Накамото."
     "Не  в  этом  суть", сказал Коннор. "Он тревожится не о законности.  Он
тревожится  о  скандале.  Потому  что именно  это случилось бы,  будь  мы  в
Японии."
     Мы зашли за угол. Ишигуро стоял у лифтов и ждал.  Мы тоже ждали. Возник
момент неловкости.  Подошел  первый  лифт  и  Ишигуро  отступил  в  сторону,
пропуская нас. Двери  закрылись,  а  он все кланялся  нам из вестибюля. Лифт
пошел вниз.
     Коннор сказал: "В Японии он и его компания кончились бы навеки."
     "Почему?"
     "Потому  что  в  Японии  скандал -  это  самый  распространенный способ
пересматривать порядок клевания.  Избавление от мощного конкурента. Там  это
обыденная процедура. Находишь уязвимое место и  делаешь утечку  в прессу или
следователям  правительства.  Скандал  следует  неизбежно   и  личность  или
организация разрушены. Именно так скандал с фирмой Рекрут свалил  Такешиду с
поста  премьер-министра.  Именно  таким  способом  японцы  прижали  Дженерал
Электрик пару лет назад."
     "Они прижали Дженерал Электрик?"
     "Скандал Йокогава.  Ты слышал о нем? Нет?  Что ж, это было классическое
японское  маневрирование.  Несколько  лет  назад  Дженерал Электрик  сделала
лучшее   в  мире  сканирующее  оборудование  для  больниц.   ДжЭ  образовала
вспомогательную фирму Йокогава  Медикал, чтобы продавать  это оборудование в
Японии.  И  ДжЭ  начала бизнес  по-японски:  сокращая  расходы  ниже,  чем у
конкурентов,  чтобы получить долю рынка, обеспечивая  превосходный  сервис и
поддержку,   привлекая  покупателей  -  раздавая  потенциальным  покупателям
авиабилеты  и  дорожные  чеки.   Мы  бы  назвали  это  взяткой,  однако  это
стандартная процедура в  Японии. Йокогава живо стала лидером рынка,  обогнав
японские компании вроде Тошиба. Японским компаниям это  не понравилось и они
пожаловались  на нечестную  конкуренцию.  И в  один  прекрасный  день агенты
правительства  устроили  рейд  в офисы  Йокогава и обнаружили  свидетельства
взяток.  Они  арестовали  несколько  сотрудников  Йокогава  и запятнали  имя
компании скандалом. Это  очень сильно  повредило продажам ДжЭ  в  Японии. Не
имело значения, что другие японские компании тоже  пользуются взятками.  Ибо
попалась неяпонская компания. Забавно."
     Я спросил: "Действительно так плохо?"
     "Японцы могут быть жесткими", сказал Коннор. "Они говорят "бизнес - это
война", и  действительно имеют это  в виду. Ты знаешь, Япония всегда говорит
нам, что их  рынки открыты. Что  ж, прежде, если японец покупал американский
автомобиль,  его  финансовые  счета  проверяли  правительственные  аудиторы.
Поэтому  скоро все перестали покупать американские  машины. Официальные лица
пожимали  плечами:  что  они могут  сделать? Их рынок  открыт: они ничего не
могут  поделать,  если  никто  не  хочет   американских  автомобилей.  Такие
препятствия  бесконечны.  Каждый  импортированный  автомобиль   должен  быть
отдельно протестирован  в доках, чтобы удостовериться, что  он согласуется с
законами о выхлопных газах. Иностранные лекарства должны  проверяться только
в японских  лабораториях  на японцах.  Однажды  запретили  иностранные лыжи,
сказав, что японский снег более влажен, чем еврейский и американский. Такими
способами  они  обходятся  с  другими  странами,  не  удивительно,  что  они
бес